Читаем Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага полностью

Сейчас же, в мокром от дождя ситцевом платье, она жмется к груди Даниэла, который трогает её грудь, губы, омытое дождем лицо. Терезой овладевают доныне неведомые ей чувства и ощущения: ноги её подкашиваются, где-то внизу живота она чувствует холод, но щеки пылают от жара, ею завладевает неожиданная грусть, желание плакать и в то же время смеяться, радость, очень похожая на ту, когда она на ферме взяла в руки куклу внучки доны Брижиды – оставь куклу, чума! – жажда чего-то и хорошее самочувствие – всё сразу, вперемешку, ах, как хорошо!

Как только Тереза услышала шум удаляющегося грузовика, она побежала мыться той самой водой, что принесла было капитану и которой он не воспользовался, торопясь уехать на праздник. Тереза запаздывала; когда зазвонил церковный колокол, было уже девять часов – в девять ровно, сказал ангел, – она еще была не одета и не успевала вымыться вся целиком. В тазу, в котором по вечерам Тереза мыла ноги капитану, она постаралась смыть всю грязь, оставленную на её теле, но текущую по ногам сперму смыть не смогла, как и оставшуюся внутри, что пачкала её внутренности.

Там, за порогом, дождь, он её отмоет и сделает чистой; сердце Терезы бьется рядом с сердцем Дана, она всматривается в лицо ангела, спустившегося с неба; его губы завладевают её ртом, язык пытается в него проникнуть. Тереза не сопротивляется, позволяет Дану целовать себя, но не отвечает, она еще во власти страха и отвращения. Здесь, во дворе, когда наступила эта не знающая конца ночь и Даниэл приоткрыл ей рот и кончик его языка проник в него, в Терезе вновь закипела ненависть, то самое чувство, которое помогало ей сопротивляться капитану целых два месяца, пока не возник у нее панический страх, сделавший её рабыней. Страх отступил, но ненависть вернулась, и какое-то время она торжествует над возникшей было грустью и радостью Терезы, она скована, напряжена, и это не ускользает от опытного Даниэла, который смиряет свой натиск. Непрекращающийся дождь помешал Дану уви­деть вспышку гнева в глазах Терезы, но способен ли он был понять этот гнев, если бы увидел?

Ничего не знающий Даниэл поборол страх и ненависть Терезы, он опять целует её, целует губы, глаза, лицо; Тереза слабеет, она уже не думает о капитане, приходит успокоение. Когда Дан на мгновение оставляет её губы, она улыбается и говорит:

– До рассвета он не вернется. Если хочешь, мы можем войти в дом.

Тогда Дан берет её на руки и, прижав к груди, несет под дождем к двери – так в старых журналах Помпеу и Мухолова новобрачный из какого-нибудь кинофильма несет невесту в брачную ночь.

У входа он опускает её, не зная, куда идти. Взяв его за руку, Тереза проводит через гостиную и коридор до двери в маленькую комнату, заставленную лотками с фасолью, маисом, каким-то банками, тюками вяленого мяса и свиного сала, к топчану из жердей. В темноте Даниэл наткнулся на что-то острое.

– Мы останемся здесь?

Тереза кивнула головой. Даниэл почувствовал, что она дрожит всем телом, должно быть, боится?

– А здесь есть свет?

Тереза зажгла подвешенную к потолку лампу. При тусклом свете Даниэл увидел её виноватую и грустную улыбку. Даниэл принимает её за извинение. Да она совсем девочка.

– Сколько тебе лет, моя милая?

– Пятнадцать исполнилось позавчера.

– Позавчера? И сколько лет ты с капитаном?

– Больше двух.

Зачем он спрашивает? Вода стекает с плаща Даниэла и платья Терезы, облепившего её тело, на полу образуется лужа. Тереза не хочет говорить о капитане, вспоминать прошлое. Как хорошо было в темноте двора, она чувствовала его губы и руки. Зачем этот ангел спрашивает о капитане – первый он у неё и единственный ли? – почему спрашивает, когда и она, и он насквозь промокли и им холодно? Первый и единственный, другого не было, тому свидетель архангел, что на картинке. Она не вслушивается в его вопрос, она во власти музыки его голоса, еще более завораживающего, чем взгляд, голос спокойный, размеренный (когда я слышу твой голос, я скорее хочу лечь в постель, говорила ему дама высшего общества Баии мадам Салгейро), не отвечает, как попала к капитану, где её родственники, родители, братья и сестры. Убаюканная голосом, она берет в руки лицо Даниэла – так сделал он в первый день их встречи – и целует его в губы. Дан принимает этот неопытный поцелуй Терезы Батисты и длит его.

– Я угадал день твоего рождения и принес подарок. – Он дает ей фигу, оправленную в золото.

– Как ты мог узнать? Это знаю только я. – Тереза мягко улыбается, глядя на безделушку. – Милая вещь, только я не могу принять её, мне негде спрятать.

– Ну хоть куда-нибудь, придет время, и ты сможешь приколоть её. – Запах вяленого мяса и свинины вынуждает Дана спросить: – А нет ли другого места?

– Его комната, но я боюсь.

– Чего, если он вернется поздно? Я уйду раньше, чем он вернется.

– Боюсь, что он обнаружит, что кто-то был в его комнате.

– А может, есть другая?

– Есть, такая же, как эта, полная товаров, там спит Шико, там его постель и вещи. А! Есть еще матрац.

– Матрац?

– Да, один здесь, другой на ферме. Где он…

– Я уже слышал, пойдем туда, здесь невозможно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классическая и современная проза

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор