В Дувре я был обвинен, согласно разделу 301 «Акта Управления таможенных пошлин и акцизных сборов» 1952 года:«в том, что 28 мая 1971 года в восточных доках Дувра вам предписывалось предъявить уполномоченному лицу судовую декларацию, являющуюся документом, созданным в интересах обозначенной организации, а именно Таможни, которая была ложна, особенно в той части, целью которой было показать экспортирование 10000 грампластинок
И так далее. Эту ночь я провел в тюремной камере, лежа на голом черном пластиковом матраце, покрытом старым тюфяком. Первая часть предсказания директора из Стоу сбылась: я был в тюрьме.
Та ночь была одним из лучших событий, которые когда-либо происходили со мной. Лежа в камере и уставившись в потолок, я в полной мере ощутил клаустрофобию. Мне никогда не нравилось отчитываться перед кем бы то ни было или всерьез думать о собственной судьбе. Я всегда получал удовольствие оттого, что нарушал правила, были ли это школьные правила или принятые правила поведения, как, например, то, что семнадцатилетний подросток не может издавать национальный журнал. В свои двадцать лет я уже полностью жил по собственным правилам, руководствуясь инстинктами. Но, оказавшись в тюрьме, я лишался всей этой свободы.
Я был заперт в тюремной камере и полностью зависел от кого-то, кто открыл бы мою дверь. Я дал себе клятву, что никогда впредь не сделаю ничего, что повлекло бы заключение в тюрьму, и действительно не буду заниматься таким бизнесом, за который придется краснеть.
Чего я только не перепробовал и каким только бизнесом не занимался с той самой ночи, проведенной в тюрьме. Были времена, когда я мог соблазниться на подкуп или проложить себе дорогу таким способом. Но с той самой ночи в Дуврской тюрьме ничто не могло склонить меня к нарушению клятвы. Родители всегда вдалбливали в меня мысль, что все, что есть в жизни – это репутация: ты можешь быть очень богатым, но если запятнаешь свое доброе имя, никогда не будешь счастлив. Где-то глубоко внутри всегда будет таиться мысль, что люди тебе не доверяют. Раньше я никогда всерьез не задумывался, что это значит доброе имя, но ночь в тюрьме заставила меня понять это.
На следующее утро мама приехала, чтобы встретиться со мной в суде. Я обратился за бесплатной юридической помощью, поскольку у меня не было денег, чтобы заплатить юристу. Судья объяснил, что если я обращаюсь за такого рода правовой помощью, то буду вынужден остаться в тюрьме, поскольку, очевидно, у меня нет денег и на залог. Если я хочу быть освобожденным, буду обязан внести залог lb30000. В Virgin не было денег, которые мы могли бы заплатить в качестве залога. lb30000 стоило поместье, но заложить его в качестве гарантии было неудачным вариантом, поскольку оно финансировалось главным образом за счет займа. У меня была куча долгов и никаких реальных денег.
Мама сказала судье, что в качестве гарантии она закладывает свой дом. Я был ошеломлен той верой в меня, которую она проявила. Мы посмотрели ДРУ на друга через зал суда и оба заплакали. Доверие, которое оказала мне моя семья, должно было быть вознаграждено.
– Тебе не надо оправдываться, Рики, – сказала мама, когда мы ехали в поезде обратно в Лондон. – Я знаю, что ты извлек для себя урок. Что сделано, то сделано, потерянного не воротишь. Но жизнь продолжается, и мы должны выйти из этой ситуации с поднятой головой.
В течение лета я старался решить свою проблему. У меня была полная ясность в голове: я был виноват, я никогда больше этого не сделаю. И я заключил с Управлением таможенных пошлин и акцизных сборов полюбовное соглашение. В Соединенном Королевстве органы власти, связанные с взиманием налогов, более заинтересованы в получении денег, чем в дорогостоящих судебных тяжбах.
18 августа 1971 года я согласился заплатить lb15000 в качестве срочного платежа и тремя частями должен был внести lb45000 в течение последующих трех лет. Общая сумма была получена из расчета троекратной нелегальной прибыли, которую компания virgin получила, не заплатив торговую пошлину. Если бы я выплатил оговоренную сумму, за мной бы не значилась судимость. Но если бы не удалось заплатить, меня бы арестовали снова, и я бы стал заключенным по делу, рассмотренному судом.