Теряя себя

Молча смотрю на Леви, ожидающего ответа, и пожимаю плечами, больше не желая продолжать разговор. Наверное, было бы проще рассказать про странный шепот в моей голове, но я не могу сформулировать мысли, постоянно ускользающие и будто прячущиеся от чужого внимания. Такое ощущение, что они предназначены только для меня, этакий коварный секрет, страшная тайна за семью печатями, которая откроется только тогда, когда сердце Господина умрет.

Я схожу с ума, видимо.

На улице усиливаются стоны ветра, а наш диалог с Леви заканчивается моей усталой улыбкой.

– Хочу, – медленно встаю со стула и также медленно, не произнося больше ни слова, покидаю гостиную, чтобы спрятаться в своей комнате и вновь предаться ожиданиям. День, второй, третий – мне нужно набраться терпения и Рэми обязательно приедет. Как всегда идеально красивый, уверенно грациозный, он зайдет в мою комнату и медленно подойдет к кровати, на которой я лежу. Наверное, он проведет ладонью по моей щеке и, быть может, даже улыбнется, той тихой и едва заметной улыбкой, которую за время, проведенное с ним, я научилась различать. И, несмотря на то, кем он является, в нем несомненно есть что-то хорошее, уже привычное и родное, то, чего я отчаянно боюсь потерять.

Придется.

***

Эта ночь воистину ужасна: ураган, начавшийся еще вечером, вынуждает меня проснуться и со страхом вслушаться в завывание ветра, от которого дрожат рамы и где-то внизу слышится жуткий стук, похожий на хлопанье окна или дверей, распахнутых непогодой. Я могла бы встать с постели и посмотреть, что случилось, но холодный пронизывающий до костей страх сковывает тело, и я, не моргая, вглядываюсь в темноту и молю Бога, чтобы этот проклятый шум прекратился. И он действительно прекращается, заменяясь на какую-то жуткую тишину, пропитывающую каждый уголок дома и съедающую вой ветра, вдруг замолчавшего и прекратившего стучать в окна дождевыми каплями. Теплое одеяло, в которое я вцепляюсь пальцами, перестает греть, и меня бьет крупная дрожь, когда после надрывного затишья внизу раздаются вполне живые и настоящие звуки. Мне даже кажется, что я различаю шаги, неторопливые, тихие, постепенно приближающиеся к лестнице.

Ступенька за ступенькой, шаг за шагом, и мое бешено стучащее сердце, гулким эхом отдающее в висках. Голова шумит оттого, с какой силой оно начинает гонять кровь, и я в мгновение оттаиваю, чувствуя, как между лопаток стекает капелька пота. Время растягивается в бесконечность и будто зависает по мере того, как шаги приближаются к моей комнате и кто-то, столь же неторопливо и медленно, поворачивает ручку двери. Натягиваю одеяло на голову и уже из-под него наблюдаю, как в спальню заходит высокая фигура, в которой я узнаю Хозяина. Облегченно выдыхаю и, резко скидывая с себя одеяло, сажусь на кровати. Мне хочется кинуться на него и обнять, но что-то неприятно напряженное читается в его движениях, когда он включает ночник и, пока я привыкаю к приглушенному свету после абсолютной тьмы, опускается в кресло.

Его волосы сырые, как и одежда, и на лице сохранились капельки дождя, которые он смахивает, проводя по нему ладонью. Делаю глубокий вдох, наконец чувствуя знакомый аромат, и не произношу ни слова, просто потому, что не знаю с чего начать. Слишком неприступным он выглядит, чтобы я могла подойти и прикоснуться к нему.

– Сегодня на редкость отвратительная погода, – шепчет он, до сих пор не смотря на меня и вглядываясь куда-то в пустоту перед собой. – Последний раз такой сентябрь был шестьдесят три года назад. Отлично помню его, потому что в середине сентября вспыхнуло восстание в одной из колоний, – Рэми устраивается поудобнее, снимая промокший пиджак и вытягивая ноги. Он заворачивает рукава рубашки до локтя и освобождается от галстука, тут же расстегивая пару пуговиц. От него веет усталостью и тихой грустью, наверняка по тому, кого уже не вернуть.

У Господина так мало друзей, а теперь еще меньше.

– Люди удивительные создания – вы так отчаянно верите в свободу, что готовы стать пешками в любой игре, – наконец, Господин переводит на меня проникновенный взгляд и смотрит пристально-пристально, будто изучая каждую мою черту. Его голос становится глуше и ниже, когда он, обхватив длинными пальцами подлокотники, продолжает: – Знаешь, почему ты здесь, Джилллиан?

Мотаю головой, прикусывая губу и с настороженностью вглядываясь в его глаза, а Рэми ухмыляется, выдерживая паузу и будто собираясь с мыслями.