Теряя веру. Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

Собственное будущее оставалось для меня загадкой. Менеджер сказал, что у меня будет работа в «Таймс» — но какая? Я всей душой мечтал писать о религии, — но это казалось невозможным. Штат религиозных журналистов в «Таймс» был укомплектован полностью; был свой религиозный репортер

и в округе Оранж. Однако я не тревожился — вместо этого я положился на Бога и рассматривал смену работы как приключение. Посмотрим, думал я, что Он приготовил для меня на этот раз?

Ответ пришел почти немедленно. Вскоре после разговора с коллегами мне позвонила редактор «Лос-Анджелес Таймс-Оранж» и попросила зайти к ней. У нее, сказала она, есть одна безумная идея — и она подумала, что это может быть мне интересно.

— Что скажете, если я предложу вам писать о религии на полную ставку?

Сердце мое гулко забилось. Она что, шутит? Никогда раньше мне не предлагали ничего подобного!

— Я бы с удовольствием, — ответил я. — Но как же ваш нынешний религиозный репортер?

— Переведем ее на другое направление, — ответила она.

Хоть и страшно не хотелось об этом говорить, я признался, что на зарплату репортера мне не прокормить семью.

— Не беспокойтесь, об этом я позабочусь, — ответила она. — Так что же, соглашаетесь или нет?

И широко улыбнулась. Ей очень хотелось заполучить меня на эту работу, но вряд ли она догадывалась, что еще больше этого хочу я сам!

— Почту за честь.

Так две недели спустя я стал сотрудником религиозного отдела «Таймс».

***

В колледже у меня было две страсти (не считая секса и пива) — спорт и новости. Сам я считал себя настоящим прессоманом — обожал читать газеты и журналы.

Интернета в то время не было, и я частенько отправлялся в библиотеку Калифорнийского Университета Ирвайн и сидел там часами, листая подшивки прессы со всей страны. Журналистика — будь то новости, репортажи, аналитические статьи — меня завораживала. Любимой моей книгой в те далекие времена был роман Хантера Томпсона «Страх и ненависть в Лас-Вегасе»: о журналисте, который, накачавшись наркотиками, едет на выходные освещать байк-шоу. Первую фразу этого романа — «Накрыло где-то около Барстоу, у края пустыни»^[1] — я и сейчас помню наизусть.

К концу первого года в колледже я все еще не знал, чем собираюсь заниматься в жизни. Специализировался я на политологии, однако, в отличие от большинства однокурсников, не собирался становиться юристом. Мне казалось, адвокатам живется не слишком весело. Не зная, на чем остановиться, я спросил совета у друга своих родителей, мудрого человека. Он ответил: подумай, что тебе нравится, и сделай это своей профессией. Тогда сможешь всю жизнь заниматься тем, что доставляет удовольствие, да еще и получать за это деньги; а любовь к своему делу поможет тебе преуспеть. Я подумал: что, если стать журналистом, как Хантер Томпсон или его коллеги из мейнстрима, Вудворд и Бернстайн?

— Мне нравится журналистика, — ответил я другу родителей. — Может быть, мне стать репортером?

— Отлично. У вас в колледже газета есть? Дуй туда!

На лужайке перед входом в офис «Нью Юниверсити» (еженедельной газеты Университета Ирвайн) я просидел не меньше часа, собираясь с духом. Наконец, с сердцем, бьющимся где-то в горле, поднялся на второй этаж, где располагалась редакция, заглянул в приоткрытую дверь...

Это была любовь с первого взгляда. Трезвон телефонов, стук пишущих машинок, запах объедков пиццы из замасленных коробок на полу, повсюду — кипы старых газет и разных бумаг... Я понял: это мой дом! Вот где я хочу провести всю оставшуюся жизнь!

— Прошу прощения, — робко обратился я к человеку за ближайшим к двери столом. — Я... я хотел бы работать в газете. Если можно, писать о спорте.

— Я — редактор спортивного отдела, — ответил он. — Какие у тебя планы на сегодня?

Я пожал плечами. Порывшись в столе, он достал оттуда и протянул мне тощий репортерский блокнот.

— Через десять минут начинается мужской теннисный матч. Иди освещай. К вечеру жду репортажа.

Я вылетел за дверь, потрясенный тем, с какой легкостью получил свое первое задание. А несколько дней спустя, развернув «Нью-Ю», обнаружил там свою статью. Со своим заголовком! Со своей подписью! Я пишу!! Я журналист!!!

И теперь, восемнадцать лет спустя, я снова впервые входил в редакцию — на сей раз в редакцию «Лос-Анджелес таймс», где мне предстояло писать о религии на полную ставку.