Теряя веру. Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

Едва ли мы с Грир смогли бы и дальше счастливо жить в браке, если бы один из нас оставался благочестивым верующим, а другой утратил веру. Такая разница во взглядах слишком велика, чтобы можно было перебросить через нее мост или просто ее не замечать.

Я свою боль хранил в себе, но многие пострадавшие делились ею с миром. Разразившийся скандал помог им наконец обрести голос. То, что много лет таилось под спудом, хлынуло наружу. 21 марта 2002 года я писал об этом:

После долгих лет очернения, замалчивания, отмахивания, просто игнорирования - борцы с сексуальным насилием священников наконец достигли своей земли обетованной. Неведомой страны, где католические епископы просят у них прощения, полиция, суд и власти к ним прислушиваются, дружественная армия журналистов сражается на их стороне.

А еще - и это, быть может, важнее всего для их истерзанных душ - люди наконец им верят.

- Не думал, что доживу до этого дня! - говорит Дэвид Клохесси, генеральный директор Сент-Луисской Сети Взаимопомощи Пострадавших от Насилия Священников (СВПНС), одной из двух крупнейших подобных групп в США, включающей в себя 3500 человек. - Так долго мы кричали во весь голос - и нас никто не слышал!

Секс-скандал создал плодородную почву для журналистики. Остросюжетная драма, разворачивающаяся на наших глазах — секретные документы, обманы, трагедии, судебные иски, герои, злодеи и многомиллионные компенсации, — давала мне обширный материал для статей, известность которых выходила уже за пределы нашего округа. Я чувствовал себя словно телерепортер, который, привязанный к пальме, ведет репортаж об урагане. К марту другие журналисты «Таймс», обычно не проявлявшие к религиозной тематике никакого интереса, начали проситься ко мне в команду — почуяли запах добычи!

До моего присоединения к Католической церкви оставалось несколько недель. Скандал по-прежнему казался мне необходимым злом: без него не произошло бы очищение, в котором, как видно, церковь очень нуждалась. Я надеялся, что общественное негодование заставит американских епископов ввести реформы, которые защитят детей прихожан и вернут Церковь к изначальной святости, и втайне гордился тем, что в это преображение внесут свой скромный вклад и мои репортажи. Ничего антикатолического в этом процессе я не видел. Ведь в результате Церковь исправится и снова начнет ставить заповеди Иисуса превыше корпоративных принципов!

Я вспоминал историю Церкви. И прежде случалось, что католичество сходило с пути, завещанного Иисусом, но всякий раз его возвращал на узкий и прямой путь какой-нибудь реформатор, бросавший вызов истеблишменту, многими ненавидимый при жизни, но после смерти почитаемый как святой. Историкам хорошо известна испорченность Церкви времен Возрождения, когда папы и их подчиненные имели детей и вообще вели самую непотребную жизнь. Но у сексуального насилия еще более долгая история. Еще в IV веке н. э. святой Василий Кесарийский, не в силах терпеть развращенность клира, составил детальную систему наказаний для монахов своего монастыря, растлевавших мальчиков. Преступников бичевали, шесть месяцев держали в цепях — и после этого им никогда не дозволялось оставаться наедине с детьми и юношами. В XI веке святой Петр Дамиан, бенедиктинский монах, написал трактат под названием «Книга Гоморры», который около 1050 года презентовал папе Льву IX: в нем он просил папу принять неотложные меры для прекращения сексуальных преступлений священников, в том числе растления малолетних.

«Если [Католическая церковь] не вмешается так скоро, как только возможно, — писал святой Петр Дамиан, — нет сомнений, что это разнузданное шествие порока уже не удастся остановить».

В ответном письме папа хвалил Дамиана за обращение к этой теме и указывал: необходимо лишать священнического сана всех клириков, которые долгое время (или недолго, но со многими) «оскверняли себя какой-либо из двух мерзостей, тобою описанных, или же — о чем ужасно и слышать, и говорить — опускались до анального соития».

Кроме того, Лев IX предупреждал: «Кто не борется с пороком, но смотрит на него сквозь пальцы, о том справедливо будет сказать, что сам он становится причиною собственной гибели, как и тот, кто умирает во грехе».

Некоторые, в том числе и многие священники, называли журналистов, пишущих на эту тему, врагами веры и церкви. Но другие католики — как правило, люди глубокой и строгой веры — хвалили наши публикации и требовали, чтобы мы шли до конца. Они не боялись, что обнародование тысяч преступлений, совершенных в стенах церкви, погубит католичество. Они верили, что это его очистит.

***