Теряя защиту (СИ)

Мара поправила на себе одежду и оглянулась, чтобы поблагодарить своего спасителя, но его уже не было. Просто растворился в толпе зевак, вышедших из офисного здания Ассоциации Помощи Пациентам. Упаковку с пирожными Мара нашла в паре метров от места падения, вид у них был уже не такой аппетитный, но серьезных повреждений не наблюдалось.

Из окна второго этажа, где располагался кабинет экспертов, выглянула Эля:

- Мария Алексеевна! – она всегда называла Мару её полным именем, несмотря на просьбы обращаться более свободно. – У вас всё в порядке? Повреждений нет?

- Не переживайте, всё в порядке, - натянуто улыбнувшись, ответила Мара. – Я сейчас поднимусь.

Снова посмотрев на водителя внедорожника, продолжавшего с тревогой наблюдать за её неловкими движениями, она вздохнула. «Как тут замуж выйдешь, когда вокруг такие мужчины: один не осмеливается подойти и помочь, а второй сбежал, даже не убедившись, что я в порядке. Один лысый и нерешительный. Второй решительный и даже не лысый, но … отсутствует».

- Я поеду тогда, если всё в порядке… - снова заговорил водитель.

«Бедняга, похоже, не знает, как сбежать от ответственности», - подумала Мара и качнула головой ему в ответ, давая понять, что никак на него не рассчитывает.

Болело у неё теперь решительно всё. С утра только нога, а теперь и всё остальное. Это падение на землю, возможно, могло быть мягче, если бы незнакомец чуть больше времени потратил на расчеты траектории движения. А с другой стороны, вероятно, он и так сделал всё, что мог, предотвращая худший итог. Ведь не зря он выставил руки перед её лицом. Болели обе ноги, как теперь идти на каблуках домой – непонятно. Болели руки – на одной из кистей содрана кожа. Болели даже ребра, и, конечно, голова. К концу дня эта боль стала просто нестерпимой, буквально обрушившись на неё. А еще этот пирсинг в пупке. Так ей хотелось воспользоваться отсутствием родителей и братьев, и сделать то, что они запрещали ей делать, несмотря на её двадцать три года и полную самостоятельность. Поэтому она пошла и вставила красивую сережку в пупок. А теперь он гноился, болел, чесался, и Мара боялась, что мастер занес туда какую-нибудь заразу.

Добравшись до дома без приключений и съев на ужин небольшую пачку творога, она легла в постель. Раньше это была родительская комната и родительская кровать. Теперь здесь спала Мара, но чувство защищённости, которое испытываешь рядом с мамой и папой, не покидало даже в их отсутствие. В этой квартире она выросла, и только в её двенадцать лет семья переехала в частный дом в нескольких километрах от города, где проживала до сих пор, а Мара, окончив университет, вернулась сюда. И уже два года жила одна. Ездила на машине, сама заполняла свой холодильник и, что особенно её радовало, сама платила по счетам. В скором времени к ней обещал присоединиться двадцатилетний брат Коля, или Ники, как привычно называли его в семье.

Пропустив еще раз сквозь себя события прошедшего дня и снова придя к мысли, что что-то нарушилось в её жизни, Мара погрузилась в сон.

Глава вторая

Утро наступило от звонка будильника. Путь на работу казался опасным, и Мара решила пока не садиться за руль. Дороги переходила, внимательно посмотрев по сторонам несколько раз. И хоть автобус странно тарахтел, пробираясь из спального района города в центр, обошлось без происшествий.

День тоже был напряженным: постоянно звонил телефон, Ольга Семёновна зверствовала из-за любой мелочи. А их было предостаточно: то секретарь не те бумаги приносила, то врачи-эксперты допускали ошибки в оформлении документов, а ещё эти новые жалобы на качество медицинской помощи, которые не прекращались. И, конечно, Мара тоже попадала под горячую руку, хоть и была всеобщей любимицей на своей работе. Кабинет она делила с тридцатипятилетней Светланой, ещё одним юристом. У Светы был любимый сын, бывший муж и молодой любовник, о чем она ежедневно рассказывала своей коллеге. Мара всегда с интересом слушала её рассказы, с удовольствием представляя себе картинки из Светиной жизни. Сегодня она была на выезде в области, и в просторном кабинете с большим окном стояла непривычная тишина. Иногда можно было включить музыку, когда Ольга Семеновна отсутствовала, но в её присутствии любая форма шума попадала под запрет.