Термин "вежа" в древнерусских источниках

Термин, кроме Авесты, нигде не употребляется. Исключение представляют составленные в период Сасанидов (III‑VII вв.) в Иране сочинения, где он используется в связи с упоминанием или комментированием частей Авесты. Но форма слова здесь иная, уже присущая не древним иранским, а среднеиранским языкам, к которым относился и среднеперсидский[12]. Здесь древняя ваеджо превратилась в ведж. Данное слово, очевидно, и стало предком древнерусского слова вежа. Фонетически обе формы совпадают, и это говорит о том, что заимствование славянами термина вежа произошло не из древних иранских языков, а из среднеиранских. Здесь, правда, мы встречаемся с известным затруднением. Дело в том, что если для иранских языков Средней Азии, Иранского нагорья деление на древние иранские и среднеиранские языки прослеживается четко, то этого нет для иранских языков, существовавших на юге Восточной Европы. Логично было бы скифский язык, синхронный древнеперсидскому и с известными оговорками авестийскому, отнести к древнеиранским, а сарматский, синхронный среднеперсидскому, парфянскому, согдийскому и др., — к среднеиранским. Между тем в новейших трудах лингвистов речь идет о единых скифско–сарматских наречиях, предках осетинского языка[13].

Разумеется, одна из причин в том, что мы крайне мало знаем о сарматском языке, но сама логика изучения тех же иранских языков по указанной выше схеме должна привести к выводу, что скифский язык, известный для VI‑IV вв. до н. э., — это древнеиранский язык, тогда как сарматский, бытовавший приблизительно с III в. до н. э. до IV в. н. э. (одним из его видов был аланский), — это язык среднеиранский[14]. Тогда форма вежа должна была произойти именно из него, и она могла войти в славянский, скорее всего, в первые века нашей эры, а возможно и позже, но в период существования единого праславянского языка, о распаде которого лингвисты говорят лишь к VIII в. Перейдем к анализу значений термина вежа в древнерусских памятниках. И начинать его лучше всего с названия хазарского города на Дону, который в ПВЛ называется Белая Вежа[15], а в византийских источниках он же именуется Саркел[16]. Последнее название, несомненно, хазарское, тогда как первое — его древнерусский перевод. Но нам известен и другой город с таким же названием, уже в Древней Руси. Он упоминается в Поучении Владимира Мономаха[17] в земле северян, юго–восточного славянского племени, которое наряду с полянами следует признать той частью славян, в формировании которых приняли участие древние иранские насельники нашего юга. И здесь речь идет не о переводе чужого названия, а о местном омониме. В обоих же случаях Вежа–крепость. Хазарское Саркел переводится как Белый Дом (иранское гил–дом[18]) или как Белая крепость (cap — тюркское "белый"). От крепости до башни, а это значение в славянских языках повсеместное и почти единственное (есть местные значения шатер, кибитка, балаган[19], сени — навес в сербохорватском[20]), совсем недалеко, хотя самое внимательное изучение памятников древнерусской литературы позволяет, помимо Белой Вежи, выявить там это слово со значением башня один–два раза. В первом случае это упомянутый рассказ об Искоростене. В ПВЛ сказано, что когда по приказу Ольги голуби и воробьи, присланные ей древлянами, были освобождены, то с привязанной и зажженной паклей они полетели в гнезда свои — голуби в голубятни, воробьи же под стрехи: "и тако възгарахуся голубьницы, ово клети, ово веже, ово ли одрины, и не бе двора идеже не горяше"[21].

Именно здесь слово вежи в наших лучших изданиях переводится или комментируется по–разному. Думается, что перевод "сараи" не отражает существа дела, но и переводить просто "башня" неверно. Лучше прокомментировать данное слово. Если учесть, что основное значение вежа в славянских языках — башня, то и здесь, очевидно, речь идет о каких‑то укрепленных постройках (возможно, хозяйственных) или городских укреплениях. Больше вряд ли что можно прибавить. Другое употребление термина вежа как башня — в статье ПВЛ под 1097 г. В рассказе об осаде князем Давыдом Берестья (Бреста) летопись пишет, что он подступил к городу и (стал) под вежами[22].

Других упоминаний в этом значении термина вежа в древнерусских памятниках мне не попадалось. Но, как уже сказано, в большинстве современных славянских языков вежа — башня. Нет этого слова в современном литературном русском языке (в наречиях есть — см.: Даль). Но из записок англичанина Флетчера (XVI в.) мы узнаем, что в его время в Москве использовались подвижные крепости — вежи[23].

Как уже сказано, наибольшее число упоминаний вежей в древнерусской литературе относится к кочевникам, преимущественно половцам, хотя есть отдельные случаи отнесения термина к другим кочевникам[24], а самое древнее — к венграм–уграм, стоявшим вежами у Киева в 898 г.[25].