– Обычный постмодернизм – тоже не сахар. Вторичность, возведенная в принцип. Использование готовых форм за неимением собственных. Цитирование и симуляция, пытающиеся скрыть за тотальной иронией свою полную неспособность создать новое. Джоконда, сидящая на унитазе в обнимку с Микки Маусом на фоне шишкинского леса, Прародитель Адам с бутылкой колы и пачкой Кэмела. Нахальное использование признанного искусства в качестве строительного материала. А пост-постмодернизм в качестве такого строительного материала использует произведения постмодернизма. Пародии на пародии, когда ни автор, ни публика не помнит, что, собственно, пародировали с самого начала, – я начал входить в ораторский раж, – пост-постмодернизм соотносится с постмодернизмом, как сам постмодернизм с нормальным творческим искусством. Торжество бескультурья и махровой недееспособности!
Петров, похоже, впечатлен моим темпераментом и эрудицией:
– Вот уж не думал, что ты так здорово разбираешься в современном искусстве, – в ответ я мотнул головой и скромно улыбнулся: роль воинствующего искусствоведа мне понравилась.
– А при чем здесь Беливук, ты же его не читал? – мой друг, наморщив гладкий лоб, попытался осознать мою непримиримую концепцию.
– Этот Беливук пожирает экскременты тех, кто питается экскрементами, – охотно пояснил я, – и продуктами своей жизнедеятельности кормит интеллектуалов, а те едят, нахваливают и пытаются поделиться со мной соображениями об оттенках вкуса, – произнеся эту гневную тираду, я умолк и стал смотреть на реакцию Петрова.
Он в ответ уставился на меня со странным выражением лица, по-стариковски пожевывая своими сочными юношескими губами. Молчание затягивалось. Я уже давно заметил, что эти неаппетитные упражнения своим ртом мой друг проделывает только в минуты серьезного раздражения и, не дожидаясь неизбежного взрыва, решил напасть первым:
– Не понимаю, чего ради тебя потянуло в кинематограф! Денег не хватает? – кажется, заодно я пытаюсь отомстить Петрову за то, что моя идея про несуществующего Артура не сработала. Нехорошо это. И опасно. Но тему разговора нужно срочно менять: похоже, мой друг сейчас начнет задавать уточняющие вопросы и не остановится, пока не станет очевидно, что я ничего не смыслю не только в современном искусстве, но и в Джоконде, шишкинских мишках и Микки Маусах.
Неожиданно для меня, Петров вдруг улыбнулся.
– Траутман, ты же знаешь, что я никогда и ничего не делаю только ради денег, – голос звучал на удивление спокойно и доброжелательно – кажется, он даже не обиделся. Я вынужденно кивнул головой: да, знаю. У моего друга действительно может быть масса побудительных мотивов, но просто деньги мотивом никогда не являлись. Как это ни удивительно, но наступает момент, когда деньги даже для самого алчного человека (а мой друг таковым не является) полностью теряют свою привлекательность. Правда, для этого денег должно быть очень много. Невероятно много. Не обязательно столько, как у Петрова, но сумма должна быть очень внушительна.
– А для чего тебе этот проект? И слово какое придумал – «проект». Тоже мне, проектировщик.
Я произнес эту не слишком умную фразу и тут же испугался. Конечно, у Петрова моя необоснованная агрессивность должна была вызвать, по меньшей мере, недоумение, однако он только пожал плечами:
– Всего лишь термин, Траутман. Так сейчас принято говорить. Лет сто назад сказали бы «предприятие». Тебе это больше нравится?
– Ладно, наверное, я неправ, – миролюбиво признал я. – Думаю, что дело, с которым ты заявился ранним утром в субботу и ради которого готов отложить работу по нашим вчерашним приключениям по-настоящему срочное. Не будем отвлекаться на абстрактные темы, можешь сейчас не рассказывать, в чем глубокий смысл твоего «проекта».
– Почему же? Давай поговорим, времени еще немного есть, – сегодня утром мой друг был удивительно кроток. – По совести говоря, твоё предположение о моих меркантильных интересах слегка удивило. Было бы понятно, если бы ты так рассуждал три года назад, когда бегал с голой задницей по редакциям, предлагая свои халтурные произведения на любые темы. Не трудись перебивать меня, – мой гость предупреждающе поднял ладонь, – я знаю, что зад у тебя был не совсем голым, а некоторые из статей были вполне добросовестны и небесталанны.
– Начались комплименты, – смекнул я, – теперь, для сохранения мировой гармонии, должна последовать оплеуха, – и не ошибся.
– А скажи-ка мне, Траутман, как ты представлял себе жизнь богатых людей три года назад? Ночные клубы, шикарные яхты, черная икра ложками, оживленная половая жизнь, портреты на первых полосах – ведь так? – в ответ я лишь слегка улыбнулся. Думаю, что этой улыбкой мне удалось показать чересчур догадливому собеседнику, что ни о чем таком я и не помышлял, а Петров продолжил:
– Согласись, себя сегодняшнего три года назад ты бы, не задумываясь, причислил к богачам, верно? – я снова иронически улыбнулся и с неудовольствием подумал, что он прав.