И подойдя, положила ему свою тонкую и изящную голую до плеча женскую руку. На его обгоревшую до робота бронированного колтаном эндоскелета грудь. И он ощутил ее. Первый раз. Ощутил ее прикосновение. Прикосновение женской материнской руки. И он соприкоснулся с ней. И все его тело, само, словно потянулось за той рукой. Оно ощутило потоки биотоков внутри себя и живительной дающей жизнь энергии. И одновременно как будто, что-то уходило из него туда через ту ее руку, прямо к ней в ее женское, то нагое полностью безупречной красоты со смуглым кофейным оттенком тело. Тело черноволосой брюнетки смуглянки. Словно, шел какой-то живой обмен информацией между ними. В какие-нибудь микросекунды все менялось и переформировывалось внутри его теперь искусственного и покалеченного до неузнаваемости организма. Его робота машины и одновременно человека. Человека помещенного в эндоскелет машины.
Алексей не помнил ее такой. Он вообще, маму толком теперь не помнил. Была ли она такой, какой он ее сейчас перед собой видел. Он не помнил ее лицо. Он забыл все, что связывало его с тем, откуда он улетал теперь. Он забыл все. Отца, настоящую, хоть и умершею, родную свою земную мать. Брата Ивана. Майора Кравцова. И предавшую его, и его любовь Лескову Светлану. И всех, с кем был когда-то знаком. Он забыл кем, он был до того как стал роботом и человеком в одном лице. Забыл даже свою фамилию. Помнил только имя. Имя Алексей. Оно так и осталось как гвоздь, вколоченный в его ЦПУ блока памяти внутри микросхемы его головного микрочипа. Блока управления и включения робота Т-888. Что-то произошло в его Алексея сознании. И он забыл многое. Он пытался все вспомнить, но бесполезно. После перезагрузки всех систем машины и блоков памяти. С введением свежих новых программных директив и данных.
И он, запустившись заново, забыл все, что только мог забыть.
Он помнил только ту, что сейчас шла к нему из темноты его пробужденного Т-888 сознания. Сформированный новый образ его человека и машины гибридным сознанием, образ его новой теперь матери. Образ, отпечатавшийся в его сознании. В представлениях повзрослевшего не по годам двадцатилетнего подростка. Подростка превратившегося уже во взрослого тридцатилетнего взрослого мужчину.
Образ потерянной матери. И уже образ, взрослеющего, сформировавшегося человека. Человека познавшего первую свою любовь и разочарование.
И почему он увидел ее такой? Почему она была, именно такая? Такая, молодая еще и в таком виде, в котором он ее увидел. Почему?
— Мама — он снова, произнес ей — Я люблю тебя мама.
— Тише — произнесла, снова она — Молчи. Важно, то, что ты сейчас живой. Мы возвращаемся в главный «УЛЕЙ» — произнесла стоя возле него, висящего в черном воздухе молодая на вид очень красивая брюнетка женщина — И это для меня главное. Ты то, что у меня как женщины осталось. Ты тот, кого я искала всю свою жизнь. Ты как подарок, что получила я от этого гибнущего мира. Ты подарок мне от всего погибшего человечества. Ты сама жизнь. Ты то, ради чего я живу, Алеша, мальчик мой. Ты единственный, кто спасет этот гибнущий мир. Мир от самого себя. От своего заблуждения и бесчеловечности. И ты сможешь это все остановить, мальчик мой. Остановить моего непокорного бесноватого и злобного брата двойника. И мир от своей тотальной окончательной гибели. Гибели всего живого. Главное, ты должен жить. Ради меня. Ради предавшего тебя отца. И брата Ивана. Ради тех, кого ты знал, любил и помнил.
Она вдруг замолчала, глядя на своего искалеченного и еле живого сына. Она просто смотрела на него. Влюблено. И как настоящая родная земная женщина мать. Смотрела на своего родного сына. Красивыми, гипнотической красоты черными глазами. Глазами, сверкающими красноватым огнем главной машины, всех машин.
Алексей потянулся к ее лицу своей рукой, которой сейчас у него не было, но он ее чувствовал, и которая болела как живая. И ее образ, вдруг мгновенно исчез.
— Мама! — крикнул он ей, напугавшись, что уже не увидит ее никогда — Мамочка!
Но, образ матери исчез и ушел обратно в темноту, откуда и пришел.
— Мама, вернись! Не покидай меня! — Алексей снова, прокричал в черную непроглядную пустоту. В которой, висело его робота три восьмерки покалеченное и еле живое еще каким-то чудом тело.
И он увидел лицо Т-1001. Лицо самой Верты. Прямо над собой. Ее зеленые красивые робота полиморфа глаза. Ее рыжие горящие ярким красным огнем волосы. Он увидел ее лежащим в застекленной бронированным кварцевым стеклом барокамере. Под множеством высоковольтных проводов. Возле гудящего трансформатора, летящего в воздухе грузового огромного многотонного транспортника.
Вспыхнул телекоммуникационный встроенный в машину 40000000битный дисплей. И по экрану видеомонитора побежали в цифрах и кодах, разного рода программы и директивы, вложенные в основное центральное управление машиной. Там высветились все повреждения и поломки. И методы их устранения. Что как раз сейчас и проводилось частично. Чтобы поддержать жизнь в микропроцессоре и самой машине.