Термит

Свитер прилегал плотно, как змеиная кожа. Термит провел руками по грубой пряже, чувствуя, трепет тела под ней. Голова кружилась. Дышать было невозможно - то ли воздух вдруг исчез, то ли легкие забыли о своем предназначении.

Термит одним рывком содрал свитер Анны и бывшую под ним тонкую кофту. Темные встрепанные волосы девушки упали ей на лицо. Термит отступил на шаг и, наклонив голову, смотрел исподлобья, как она расстегивает черный кружевной лифчик. На белую кожу ложились синие и алые отсветы от экранов.

- Сними все, - хрипло прошептал он.

Ее пальцы скользнули по ремню на джинсах к пряжке, обвели абстрактный рисунок на металле, замерли и тягуче-медленно распрямились, провели по жесткой ткани к промежности и в стороны. Девушка застыла, упершись руками в бедра и с вызовом глядя на Термита. Ее прищуренные глаза улыбались.

- Дрянь, - прошипел Термит, потратив на это слово остатки воздуха.

Задыхаясь, он качнулся вперед и упал на колени, ткнувшись головой в живот девушки. Подбородок коснулся пряжки - она оказалась ледяной. Он попробовал расстегнуть ее, но хитрая штука не далась.

- Эй, не торопись так, - тихо сказала Анна, взъерошивая ему волосы.

- К черту!

Уцепившись за проклятую пряжку он рванул ее так, что выдрал вместе с куском кожи от ремня. Анна вскрикнула. Термит дрожащими нетерпеливыми руками расстегнул джинсы и спустил их вниз вместе с кружевными трусиками. Его пальцы коснулись темного треугольника между ног, и Анна снова приглушенно вскрикнула.

Он встал и швырнул ее на постель. Раскинувшись на простынях с иероглифами, Анна смотрела, как он расстегивает штаны. Волосы по-прежнему темным занавесом падали на ее лицо, и блестящие глаза, подглядывающие из-за прядей, казались странно далекими.

Содрав с себя одежду, Термит рухнул на кровать.

Его лихорадило. Похоть, наркотик и напряжение после Пейнтбола слились в одно темное чувство. Жаркое тело женщины пульсировало под ним, вокруг него. Волны наслаждения смывали боль в уставших мышцах, в саднящем горле, в раненом и полуонемевшем плече.

Глухой отрывистый звук залеплял уши. Термит так и не понял, что это его же дыхание. Он мерно двигался в такт багровым пульсациям, то чувствуя себя частью тела Анны, то глядя откуда-то со стороны на собственное сокращающееся в любовной агонии тело.

Простыни съехали, открыв темную обивку. Анна лежала на самом краю кровати, ее голова свешивалась так, что волосы доставали до пола. Термит провел губами по ее вытянутой шее.

- Ты меня скоро с кровати столкнешь, - улыбаясь, произнесла Анна.

- Да?

Он сел, позволив ей приподняться.

Она встряхнула головой так, что зазвенели сережки, и подползла к нему. Ее губы осторожно целовавшие его лицо и грудь, по-прежнему были сухими и шершавыми. Ее руки, гладившие его внизу, были почти такими же горячими, как пульсирующая пропасть внутри нее.

Термит грубо схватил Анну за волосы и заставил посмотреть на него. В ее глазах застыл туман, на губах играла улыбка. Сережки сверкали, отражая вспышки на экранах.

- Поиграем? - чуть слышно прошептала она.

Термит осклабился:

- Я хочу сделать с тобой много всего... много плохих вещей... очень плохих...

Он проснулся от того, что солнце било прямо в глаза. Что-то пробормотав в полусне, Термит повернул голову и уткнулся лицом в волосы Анны. Они были мягкие, как шелк, и пахли горько-сладким, как корица. Он прижался к теплому телу и медленно провел рукой от плеча вниз, повторяя все изгибы.

Анна повернула голову и прошептала:

- Хочешь продолжить и на утро?

- Почему бы и нет?

Он приподнялся на локте и, щурясь, взглянул на нее:

- Ты, небось, собиралась всю субботу протрахаться с отчетами? Почему бы не заменить их на меня?

Она рассмеялась:

- Нет, я хотела покончить с писаниной за вечер. А сегодня испечь яблочный пирог.

- Ну, это не так ужасно.

Он прижался губами между грудей Анны, чувствуя, как внутри нее все еще играет смех. Она взъерошила ему волосы.

- Вставай, поможешь мне яблоки резать.

Термит нехотя сполз с постели и отправился следом за Анной в ванную. Он чувствовал себя немного больным, а в большом зеркале в душевой увидел, что весь покрыт синяками и ссадинами.

"Когда гюрза окончательно выветрится, станет совсем хреново".

Анна помогла ему вымыться, осторожно касаясь больных мест. Откуда все это взялось, она не спросила, а Термит еще не вполне отошел, чтобы с ходу сочинить правдоподобную легенду.

Одевшись, они втиснулись в крохотную кухню, выпили по чашке кофе и приступили к пирогу.

За окном позднее осеннее утро разбрызгивало солнечные зайчики. Анна старательно взбила бисквитное тесто, пока Термит нарезал дольками антоновку. Потом они ссыпали яблоки в сковороду и залили вязким тестом. К тонким пальцам Анны прилипли песчинки сахара, и Термит осторожно снял их губами. Она, смеясь, увернулась от его объятий, стала посыпать пирог корицей. Ее горько-сладкий аромат витал на кухне, смешиваясь с запахом осени, проникавшим в приоткрытую форточку.

Внутри Термита разрасталось острое чувство вины.