Термитник Хеллстрома

– Он же рискует! Надо же, вырубил передатчик! – воскликнул Миэрли.

– Я бы сделал то же самое. Нужно же как-то проникнуть в студию!

– Все-таки…

– Заткнись! Кловис все еще снаружи, со своим телескопом?

– Ну да!

Миэрли был уязвлен. Он знал, что Жанверт в их большой команде был вторым номером, и, в случае если с Перуджем что-нибудь случится, он возьмет руководство операцией на себя. Но все равно это было унизительно – слышать грубости от этого коротышки.

– Спроси ее, заметила ли она что-нибудь важное.

– У нее только двадцатикратное увеличение, а там еще сильный туман.

– Все равно, пойди и скажи ей, что у нас случилось.

– Хорошо.

Фургон скрипнул, когда грузный Миэрли спрыгнул на землю.

Жанверт, снявший наушник с правого уха, чтобы поговорить с Миэрли, вновь водрузил его на место и уставился на дисплей приемника. Что имел в виду Перудж, когда вел этот странный разговор? Металлургия? Перспективные изобретения?

Написано Тровой Хеллстром

Наше будущее связано с окончательным одомашниванием человека. Свойственные Внешнему миру формы должны, таким образом, рассматриваться как дикие. В процессе одомашнивания мы внедрим в нашу социальную структуру множество разнообразных человеческих типов. И неважно, сколь значительно они будут отличаться друг от друга – чувства взаимозависимости и уважения к тому, что нас объединяет, никогда не исчезнут из наших отношений. Праматерь и доминирующая особь мужского пола отличаются от низших членов нашего общества лишь внешними, поверхностными чертами. Если кто-либо из нас, способный к искусству молитвы, вознесет таковую, пусть это будет молитва благодарности за то, что среди нас есть рабочие. Какая утешительная мысль – знать, что есть рабочие, трудом которых крепится благосостояние всех, в том числе и тех, от кого зависит сама жизнь Термитника.

Когда они вошли в студию, Перудж понял, почему ничего не увидел сквозь открытые двери – это была двойная система дверей, препятствующая проникновению наружных звуков. Осмотревшись, он уловил нечто необычное в обстановке, освещении, звуках и движениях присутствовавших в студии людей. Более интенсивным стал и звериный запах, хотя теперь был заметен его возможный источник – клетки со стеклянной передней стенкой, где содержались мыши, морские свинки и обезьяны.

Сколько Перудж ни видел кинокомпаний, во всех царила особая благоговейная тишина, когда киногруппа молча направляла совокупный результат своих усилий в объектив кинокамеры. Здесь же все было по-иному. Никто не ходил на цыпочках. В студии звучал лишь приглушенный шепот, который сменил раздражающий гул, оставшийся за звукоизоляцией входных дверей. Включена была только одна камера. Оператор с ассистентами сидел в углу справа от входа и работал со стеклянным контейнером три фута высотой. Свет, ударяясь о поверхность стекла, рассыпался осколками.

Хеллстром жестом попросил Перуджа не нарушать тишины, пока он ему не разрешит, но тот, показав на работающую камеру, вопросительно поднял брови. Склонившись к нему, Хеллстром прошептал:

– Мы стараемся по-новому рассмотреть то, как сочленяются части тела насекомого. В значительном увеличении. Наши линзы – внутри ящика, а в нем поддерживается особый климатический режим.

Перудж кивнул, не вполне понимая, для чего в этом случае нужна тишина. Они что, делают звуковой фильм? Но знакомство Перуджа с кинопроизводством было исключительно поверхностным; готовясь к этому заданию, он спешно поработал с несколькими источниками информации, и все. А потому предпочел промолчать и не задавать глупых вопросов – Хеллстрому нужен лишь незначительный повод, чтобы вышвырнуть его вон. А Перудж заметил, что, как только они вошли в студию, ее хозяин начал нервничать.