— Сегодня на ужин мы приготовим шашлыки, Голди, а сейчас перекусим без варки — огурцы, помидоры, колбаса, буженина.
— Шашлыки — это что?
— Это поджаренное мясо на шампурах, увидишь, — пояснил Яков.
— Но у нас нет кухарки, мы не можем поджарить мясо на шампурах.
— Шашлыки в России практически всегда готовят мужчины, так у нас принято. Не переживай, наймем кухарку и горничную, все будет в порядке — дай время. Но шашлыки буду готовить всегда я сам.
Голди присела на стул, Яков сразу заметил, как осунулось ее лицо и потускнели глаза. Он догадывался, почему она помрачнела, но вида пока решил не подавать.
— Дон Яков, меня завтра посадят в тюрьму, а сегодня я хочу быть с вами, я так решила.
— В тюрьму? Голди, ты о чем говоришь?
— Я завтра зарежу вашего начальника, дон Яков, — тихо ответила она.
— Голди, ты о чем говоришь, Голди? — ошарашено проговорил Яков, — за что ты его зарежешь, почему, что он тебе сделал плохого?
— Он не притронется к моему телу. Я не позволю, я зарежу его.
— К твоему телу? Почему он должен притрагиваться к твоему телу? Ты можешь мне объяснить? — все еще ничего не понимал Яков.
— Джон говорил, что в России женщины должны спать с начальниками своих мужей или любимых мужчин. Я не хочу спать с вашим начальником, дон Яков, как только он переступит порог, я зарежу себя, чтобы не причинять вам неприятностей, дон Яков. Позвоните ему, чтобы он не приезжал, позвоните, — умоляла Голди.
Яков стал постепенно осознавать произнесенные фразы, не сразу, но расхохотался так, что задрожал соседний стол, задеваемый им. Потом подошел, обнял ее.
— Голди, милая моя Голди, дурак этот Джон, сволочь и подлец, он все наврал тебе. Здесь ты будешь только моей женщиной, никто не подумает даже посягнуть на твое тело и душу. И я буду только твой, в России не спят с кухарками и горничными, тебе не придется делить меня ни с кем. Не важно — будет здесь кто-то работать или не будет. Ты моя, а я только твой. И это настоящая правда, Голди.
— Дон Яков, вы будете только мой и мне не нужно спать с другими мужчинами? — все еще не веря, спросила она?
— Ты только моя, Голди, и спать с другими мужчинами тебе запрещено.
— Мой, мой дон Яков, только мой! Это невероятное счастье… мой, только мой…
Она отодвинулась от него и начала танцевать. Такого танца живота ему еще не приходилось видеть нигде и никогда. Он не смог удержаться…
Голди познавала Россию… Здесь все было для нее новым — трава, сосны, сауна с березовым веником. Сегодня они отдыхали, а на завтра запланировали днем поездку по магазинам. Надо было поменять доллары и купить Голди одежду, все, что у нее было — было на ней.
Вечером следующего дня Яков готовил шашлыки. Приехал Граф с супругой и маленьким сыном. Голди уже многое знала, но все равно вела себя настороженно. Граф спросил ее:
— Какие у вас первые впечатления о России, сеньора Голди?
— В Испании я практически ничего не знала о России, а в Америке ее показывают навыворот. Многое, в чем была уверена, оказалось ложью. Впечатления огромные, дон Роман, мне нравится.
— Почему дон Роман — меня зовут Роман Сергеевич.
— У нас так принято называть уважаемых людей — мне надо привыкнуть… Роман Сергеевич, извините.
— У вас приятный и небольшой акцент, Голди, где вы учились русскому языку? — спросил Граф.
— В университете в Валенсии. Я изучала русский и английский языки. Не знаю, правильно ли я скажу, но это, как бы, разные факультеты. Русский мне приходилось изучать факультативно, но я старалась и сейчас не жалею.
— Шашлыки готовы, — крикнул Яков, — прошу к столу.
Голди впервые в жизни пробовала шашлык.
— Очень вкусно. Я поражена, что в России мясо готовят мужчины, — высказала свое мнение Голди.
Все засмеялись.
— Шашлыки действительно готовят мужчины, в основном, а мясо женщины или мужчины-повара, — пояснила Катя.
Когда все немного насытились, Катя предложила:
— Голди, пойдемте, побеседуем на веранде. А мужчины пусть останутся, выпьют еще по рюмочке без нас.
Голди посмотрела на Якова, он кивнул ей головой в знак согласия, и она пошла неуверенно, словно опасаясь чего-то. Катя не поняла, но решила быть осторожной в словах.
— Вы, Голди, еще осваиваетесь, познаете нашу страну. Есть какие-то планы на будущее?
— Я не знаю, сеньора Катя, как скажет дон Яков, — ответила она.
— Вы совсем не похожи на испанку, Голди…
— Испанцы, американцы, русские… Большие контрасты. Да, согласна, испанки не ведут себя так. Из меня выбили все испанское. Я несколько лет была рабыней у американцев и еще не могу от этого отвыкнуть. Дон Яков спас меня, а мне все еще кажется, что каждый может… обидеть. Я не хочу об этом говорить.
— Конечно, Голди, конечно. Мы сейчас с мужем уедем, днем он на работе, а вы приезжайте ко мне, когда ваш Яков тоже станет работать. Мы подружимся, Голди.
— Я не знаю, как скажет дон Яков, — ответила она, — я еще ничего не ведаю и боюсь сделать что-то не так.
— Да, Голди, пойдемте, мужчины уже заждались.
Катя вернулась обратно, наклонилась к коляске с сыном, улыбнулась и покатила ее к машине.
Оставшись наедине с Яковом, Голди произнесла с неприязнью:
— Сеньора Катя плохая женщина.