Тернистый путь

Я добился для женщины развода, и она получила полную свободу.

Потерпевшие поражение не унимались. Когда они начали мне угрожать, я предупредил:

— Если вы будете преследовать эту женщину, я отдам вас под суд.

Они испугались не моих слов, а власти совдепа, поэтому утихомирились и оставили намерение насильно вернуть женщину нелюбимому мужу.

При решении ее участи присутствовали торговец кумысом и хаджи Сулеймен, который беспричинно обругал меня в кумысной лавке. Они были довольны, что я защитил женщину, и с одобрением кивали мне.

— Спасибо тебе, дорогой! И прости за тот случай, когда я рассердился на тебя. Я тогда не узнал твоего характера и погорячился.

Женщина оказалась родственницей хаджи, и вот сегодня он решил отблагодарить меня…

В комнате, куда меня втолкнули, я увидел председателя совдепа Бочка, его заместителя Бакена, комиссара финансов Монина и члена совдепа Кондратьеву. Обменявшись несколькими словами, мы удрученно замолчали.

— Кто стреляет? — спросил я.

— Красноармейцы.

— А где остальные товарищи?

— Павловы тоже здесь, в другой комнате.

Сидим молча, обдумываем положение.

Выстрелы прекратились, но людские голоса и топот коней долго не утихали. Кучковский по-прежнему энергично и громогласно отдает приказания.

Через некоторое время притащили избитого Байсеита Адилева и бросили к нам. Его, оказывается, поймали на окраине города. А Абдуллу гоняли по улицам и, не переставая, избивали.

Одного за другим втолкнули в комнату еще нескольких большевиков, избитых, окровавленных. Особенно страшно было смотреть на Катченко.

Станица превратилась в чертово пекло. Восставшие казаки держали ее в своих руках. К дому то подъезжали новые всадники, то, подхлестывая лошадей, уезжали. Собравшиеся поглазеть тоже были не прочь пустить в ход кулаки. Дом окружили со всех сторон, заглядывали в окна, прижимаясь носами к стеклу…

Вот кто-то громко постучал в окно, мы оглянулись и увидели старика-казаха Килыбая. Трясясь от гнева, он грозил нам кулаками. Не расслышав, что он там кричит, я подошел к окну. Наши глаза встретились. Лицо его перекошено, как у шамана. Что-то в бешенстве кричит, размахивая своим костлявым кулаком. Несчастный!.. Несчастный!.. Я посмотрел на него и покачал головой: «Бедняжка, как тебя жаль…» Подскочило еще несколько казахов, тоже бранят нас и стучат кулаками в окно. Среди них сын торговца Басыбека. Больше всех достается Бакену и Байсеиту. Оказывается, батрак сына Басыбека, не получив обещанной платы, подал жалобу Бакену. Бакен и Байсеит вызвали к себе сына Басыбека и заставили его уплатить батраку 200 рублей. Вот он теперь и бранится больше всех.

Разве после этого Басыбек заступится за Байсеита, Бакена и их товарищей, членов совдепа!?..

Казаки легко захватили город. В случившемся обвиняли председателя совдепа Бочка, который знал о готовившихся событиях, но никого не поставил в известность. Если бы он вовремя предупредил большевиков о том, что казаки собираются поднять бунт, такого рокового исхода не было бы. Несмотря на то, что все члены совдепа арестованы, наш малочисленный отряд Красной Армии не сдался казакам, завязал с ними перестрелку. Но когда казаки схватили Бочка, он приказал красноармейцам прекратить перестрелку.

После полудня нас вывели на улицу и под конвоем погнали в другое место.

Толпа любопытных разглядывала нас. Многие радовались нашему положению, конечно, в первую очередь — богатые. Я заметил одну старую казашку, которая стояла у своих ворот, указывала на нас пальцем, приговаривая: «Слава богу!..»

Наконец нас пригнали к полуобгоревшему сараю и там заперли. Поставили у двери часовых-казаков. Казаки, еще вчера безвластные, сегодня стали хозяевами города. Особенно довольны казахские и татарские баи. Среди них куражится пьяный дурень Шарип Ялымов, размахивая револьвером.

В сарай приводили все новых и новых большевиков. Многие недоумевали: как могло случиться такое? Нежданно-негаданно. Возмущаются, ругают Бочка.

Вокруг сарая собрался народ. Здесь друзья и враги. Друзья ошеломлены, враги радуются.

Стали поступать вести от вольных людей. Первую новость сообщила жена товарища Павлова:

— Всех руководителей совдепа хотят расстрелять, всего двенадцать человек — восемь русских и четыре казаха.

Казахи — это Бакен, Сакен, Абдулла, Байсеит…

Затем другая новость: расстреляют шестерых, из них одного казаха. Затем опять: казачьи атаманы, городские богатеи и дворяне, собравшись вместе, решили расстрелять двенадцать большевиков.

В общем как бы то ни было, мы понимали, что дела наши плохи.

Наступила ночь. Мы улеглись спать, но заснуть было невозможно — не прекращался шум и какое-то движение.

Ночью пригнали еще несколько большевиков. Они рассказали, что казаки взяли власть в Омске, Петропавловске и Кокчетаве, расстреливают и вешают большевиков без суда и следствия и что к казакам присоединились чехословаки.

Кое-кто из наших пал духом. Одолевала тоска… Неужели, думаем, революция потерпела поражение? Неужели снова начнется старое, вернется царь?

К нам зашел главарь бунтовщиков, комендант города — офицер Кучковский.