Спрятав голову у него на плече, она прошептала:
— Я люблю вас, — так тихо, что Алексей не смог ничего разобрать. Он нашёл её губы и припал к ним в нежном поцелуе. Таня ответила, потому что именно так она могла выразить то, что боялась сказать словами, глядя ему в глаза. Её пальцы запутались в русых кудрях, но она ни за что не хотела отпускать его от себя. Алексей продолжал целовать её, и лишь когда он начал покрывать поцелуями её шею, девушка вздрогнула. Вспомнилась ночь, Игнатьев, и она тут же пришла в себя.
Князь почувствовал её напряжение и тихо выругался.
— Прости меня, я потерял голову, — извинился Езерский отстраняясь. Он понимал, что перед ним невинная барышня, но он всё же не устоял перед чарами этой колдуньи. Татьяна околдовала его, оттого он потерял способность мыслить здраво. Он до смерти перепугал девушку, и теперь она вновь держится отстранено.
Она поспешно поднялась с кушетки и, оправив платье, была готова убежать, куда глаза глядят.
Поймав за руку, он протянул невесту к себе.
— Прости меня, — ласково сказал он, не отпуская её ладонь, заглянув ей в глаза. — Ты прощаешь меня?
Таня вздохнула. Она пыталась убедить себя в том, что Алексей не причинит никакого вреда, но страх сковывал. Игнатьев причинил ей нестерпимую боль, и было страшно вновь ошибиться, ответив на столь чувствительные ласки. Заглянув в тёмные глаза Езерского, она поняла, что он не Александр. Он совсем другой, и никогда не причинит ей вреда.
Она нежно провела рукой по его лицу.
— Я не могу иначе, — улыбнувшись, промолвила Тата.
Езерский крепко прижал её к себе.
— Ты просто ангел, — шептал Алексей, гладя её волосы.
Так они и простояли молча, понимая без слов, что они значат друг для друга.
— Вы должны вернутся одни, — Алексей отстранил девушку.
Таня подошла к высокому зеркалу и неуклюже поправила причёску. Благо она была не затейливой, поэтому не сильно пострадала.
Вернувшись в гостиную, Тата извинилась перед гостями.
— Прошу простить меня, мне сделалась дурно, — виноватая улыбка не покидала уст девушки.
Остаток вечера прошёл без происшествий, давая Тане возможность прийти в себя.
Она обмолвилась о том, что хотелось бы посетить Казанский собор, и Галина Николаевна с радостью согласилась её сопровождать.
Алексей выразил сожаление, что не сможет составить им кампанию, ибо служба требовала его присутствия, но вечер он обязательно проведёт вместе с ними.
Проснувшись на следующие утро, Тата была готова ехать на службу.
Темно-зеленое платье, капор в тон: обновка порадовала, потому что облик скромной красавицы был больше по душе.
Марфа подала темно-зелёный шерстяной барсак, ибо на улице становилось прохладно.
В зеркало девушка смотреться стала реже, да и не видела в том нужды.
Сидя в карете напротив Каролины и Галины Николаевны, Татьяна всё чаще ловила на себе ненавистный взгляд mademoiselle Езерской.
Она не понимала причины, но старалась не подавать виду, что это задевает.
Войдя в храм, Таня перекрестилась и устремила свой взор на образа.
В доме Божьем она нашла тот самый покой, который так долго искала. Пыталась молиться, но слова застряли в горле, и она не знала как ей следует поступить.
До службы она подошла к батюшке и испросилась исповедоваться.
Немолодой батюшка внушил Татьяне доверие, и она решила рассказать ему всё.
Он начал читать молитву: «Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…», а по окончании исповеди возложил край епитрахили на голову Татьяны и прочитал разрешительную молитву. Таня поцеловала Евангелие и крест, лежащие на аналое. После исповеди Татьяна вновь не могла сдержать слов.
Отец Георгий слушал её, не перебивая, пока девушка изливала ему свою душу.
Терпеливо выслушав, батюшка сказал:
— Тщеславие — страшный грех, милая, но еще страшнее зависть и ненависть, которые губят душу человеческую. В тебе нет сего греха, можешь быть покойна. Но то зло, что совершил сей человек, не останется безнаказанным перед Господом.
Татьяна с облегчением вздохнула. С души будто камень сняли, от того стало так легко и покойно.
Выходя из храма, она увидела mademoiselle Борисову. Девушка поспешно поднималась по ступенькам, не замечая Татьяны.
Перед Полин, как ни перед кем другим, Татьяна чувствовала себя виноватой. Она, не видя её души, заранее поставила на ней клеймо, не имея на то причин.
— Полина Игнатьевна, постойте, — окликнула она девушку.
Та подняла свои тёмные глаза и остановилась.
— Что вам угодно, Татьяна Владимировна? — неприветливо спросила Полина.
— Я понимаю, что вы не желаете меня слушать, но хочу извиниться перед вами. За все, хотя пойму вас, если вы не пожелаете простить меня —,Татьяна смотрела ей прямо в глаза, но слова извинения тяжело слетели с её уст. Она смирила гордыню и первая протянула руку, как того требовала справедливость.
Полина с удивлением смотрела на гордую красавицу, какой она привыкла считать Татьяну, и не могла поверить, что та просит прошения. Мademoiselle Захарова сильно изменилась со времени их последний встречи. Никакого тщеславия, а только искренние раскаяние за свои проступки.