Тернистым путем

– Ни одного! – вскричал ее собеседник, и строгие черты его лица засияли каким-то светлым одушевлением. – Свободен будет каждый, и все будут связаны до единого любовью посредством нашего Искупителя.

Девушка тихо покачала головою. Андреас понял, что происходит с ней, и, заглядывая ей в глаза, продолжал:

– Ты думаешь, что это невыполнимые желания освобожденного раба, что моими устами говорят скорбь и внезапное воспоминание о перенесенных мною безмерных несправедливостях? Какой честный человек не желал бы избавить и других от бедствия, которое когда-то давило его самого всею своею тяжестью! Но ты ошибаешься! Точно так же, как я, думают тысячи мужчин и женщин, люди, родившиеся свободными, которым некто открыл, что время ныне исполнилось. Он, лучший и величайший, который скорбь всего человечества сделал своею собственною скорбью, предпочитает бедного богатому, страждущего – счастливому, ребенка – мудрецу, сильному умом и знанием; и в Его царстве последние будут первыми, а из последних последние, беднейшие из бедных это, конечно, рабы.

Эти слова закончились глубоким вздохом. Мелисса пожала руку своего спутника и сказала:

– Какие ужасы тебе пришлось выстрадать, бедный Андреас, пока тебя не освободил Полибий!

Он безмолвно кивнул головой, и оба молчали, пока не вышли в какую-то тихую боковую улицу. Там девушка вопросительно взглянула на него и начала снова:

– И ты теперь надеешься на нового Спартака[19]. Или ты сам думаешь выступить во главе восстания рабов? Ты был бы подходящим для этого человеком… А я умею молчать.

– Если бы это было нужно, то почему нет? – отвечал он, и в его глазах вспыхнуло яркое пламя.

Но когда она отступила от него в испуге, улыбка пробежала по его лицу, и он продолжал успокоительным тоном:

– Не беспокойся, дитя! То, что должно произойти тогда, произойдет без пролития крови и без бунта. Но неужели тебе, обладающей зоркими глазами и добрым сердцем, так трудно отличить справедливое от несправедливого и сочувствовать чужому страданию? И в самом деле, чего только не освещает и не оправдывает привычка! Вы жалеете птицу, запертую в слишком тесную клетку, вы жалеете лошака, изнемогающего под слишком тяжелою ношей, несправедливость, нанесенная вам самим, возбуждает в вас негодование. Но для человека, которого мрачная судьба, и только в редких случаях собственная вина, лишила свободы, чья душа подвергалась еще более тяжким мукам, чем его поруганное тело, у вас не находится в запасе ничего, кроме совета, пригодного для философов, но для него оказывающегося горькою насмешкой: терпеливо переносить несчастье. Ведь он только раб, купленный или полученный в наследство. Кому из вас когда-нибудь приходит в голову вопрос: кто дал вам, свободным людям, право поработить половину всех жителей Римской империи и отнять у нее благороднейшие из всех человеческих прав? Я, правда, знаю, что многие философы называли рабство несправедливостью, которую сильнейший причиняет слабейшему; но все они пожимали при этом плечами и оправдывали его, как необходимое зло, так как, думали они про себя, кто же будет служить мне, когда мой раб сделается равным мне человеком? Вы же только улыбаетесь при этом признании незнакомых со светом мыслителей; но вы забываете, – здесь глаза вольноотпущенника засверкали мрачным огнем, – вы забываете, что раб имеет душу, в которой живут и волнуются те же самые чувства, что и в вашей душе. Вы не спрашиваете, в каком состоянии духа находится гордый человек с позорным клеймом на руке, для которого поругание сделалось воздухом его жизни; что чувствует раб, в жилах которого течет благородная кровь, когда его попирает нога господина. Все рожденное, даже растения в моем саду, имеет право на счастье и прекрасно расцветает на свободе и при помощи любвеобильного попечения, а между тем одна половина человечества отнимает у другой это право. И по преступной вине человека сумма бедствий и горя, ниспосылаемых судьбою на человеческий род, до бесконечности увеличивается, возрастает и усиливается в своей тяжести. Но, девушка, небеса услышали наконец жалобы несчастных и теперь, когда время исполнилось, воскликнули: «Досюда – не дальше!» Никакого свирепого мятежника они не вооружили исполинскою силой, чтобы он разорвал цепи порабощенных. Нет! Творец и Хранитель мира послал Своего Сына, чтобы Он, кроткий сердцем, освободил человечество и прежде всего труждающихся и обремененных. Магическое слово, перед которым падут запоры темниц и разорвутся цепи несвободных, это – любовь… Впрочем, – здесь он прервал горячий поток своей речи, – все это ты понимаешь только наполовину и не можешь уразуметь вполне, Мелисса. Но время исполняется и для тебя, потому что и ты, родившаяся свободною, принадлежишь, как мне известно, к числу обремененных, которые терпеливо несут наложенное на них бремя. Ты… держись за меня крепче: здесь нам будет трудно протиснуться.