Они спешили по темным улицам. Джеймс вывел их из Института через черный ход, и они двинулись по лабиринту переулков, окружавших здание, останавливаясь перед каждым поворотом, чтобы не наткнуться на патруль Анклава. Друзья не могли позволить себе попасться взрослым, которые немедленно отправили бы их обратно.
Ари услышала в голосе девушки страх, и у нее мурашки побежали по коже. Анна
– Да, – кивнул Джесс. Он взял с собой фамильный меч Блэкторнов. Меч был закреплен у него за спиной в ножнах из тисненой кожи; тому, кто его не знал, могло бы показаться, что он с детства обучался боевому искусству Сумеречных охотников. – Я не могу быть в этом абсолютно уверен, но так подсказывает мне инстинкт после долгих лет общения с ней.
– Так ты все-таки не знаешь… – прошипела Анна, но Ари поймала ее руку и сжала.
– Он хочет быть с нами честным, Анна, – сказала девушка. – Правда лучше напрасной надежды.
Анна не пожала ей руку в ответ. Ари даже мысленно не могла ее упрекать; она понимала, что сейчас испытывает Анна, какой безумный страх владеет ею и сколько сил ей стоит не показывать своих истинных чувств. Девушке было горько оттого, что она ничем не может помочь Анне, не может утишить ее боль.
– Но почему? – спросил Томас, неловко дернув плечом; куртка была ему мала, в оружейной не нашлось брони подходящего размера. – Почему именно дом дяди Габриэля? Ведь она должна понимать, что там ее схватят?
– Все равно она успеет… – Джесс замялся, но Томас догадался, что он хотел сказать. «Все равно она успеет убить Александра».
– Ее схватят не сразу, – поправился Джесс. – Сомневаюсь, что кто-то, кроме нас, будет искать ее там.
Отряд шел по улице Хай-Холборн; за это время они не встретили ни одного прохожего, хотя Лондон никогда не спал, даже глухой ночью. Лужи, которые образовались днем, замерзли, и тонкий лед хрустел под ногами. Мимо катили экипажи, обдавая их грязной водой, смешанной со снегом; друзья старались держаться подальше от проезжей части, потому что из-за гламора кучера не могли их видеть.
Джесс продолжал:
– Мать хочет нанести своим воображаемым врагам сокрушительный удар. Ей нужно, чтобы месть была символичной.
– И поэтому она собирается проникнуть с Александром в его собственный дом? – спросила Люси.
– Все, что случилось со мной в детстве, – объяснил Джесс, – произошло в моем доме. Там мать по приказу Велиала позволила черному колдуну провести надо мной дьявольский обряд. Там Безмолвные Братья попытались нанести мне руны, которые чуть не убили меня. Мать часто говорила мне, что именно в ее доме произошла самая страшная трагедия ее жизни; ее отца и мужа убили в поместье, где она выросла. Ей, наверное, кажется, что она таким образом восстановит справедливость.
Ладони Томаса, сжимавшего рукоять двуручного меча, взмокли от волнения. Его мутило. Юноше хотелось сказать: «Мне очень жаль. Мне так жаль, что члены моей семьи и наши родственники совершили поступки, которые привели твою матушку к безумию».
Но он ничего не сказал; почти все они происходили из семей, которые Татьяна обвиняла в выдуманных преступлениях, и хотя Томас мог принять на себя вину отца, он не вправе был извиняться за других. Рассудок говорил ему, что Джеймс, который решительно шагал впереди, не обращая внимания на холодный ветер, не виноват в происходящем; и Анна не виновата, и Мэтью, и Корделия, и…
– Не стоит корить себя, – произнес Алистер. Томас не заметил, как Алистер поравнялся с ним. Он не дал себе труда переодеться в броню, хотя захватил из Института латные перчатки, а за пазухой были спрятаны его любимые короткие копья. – Ты ни в чем не виноват. Бенедикт Лайтвуд сам навлек несчастья на свою семью, связавшись с демонами. Татьяна не пожелала смириться с тем, что Руперт Блэкторн погиб по вине ее отца, что именно ее безрассудные действия стали причиной ранней смерти Джесса.
– Мудрые слова, – пробормотал Томас. На миг ему показалось, что они с Алистером одни на этой пустынной улице, на покрытом льдом тротуаре, одни во всем Лондоне. Он забыл об остальных, никого не видел, не слышал.
– Чувство вины – это одна из самых разрушительных эмоций, – продолжал Алистер. – Большинство людей пойдут на все, лишь бы избежать его, избавиться от него. Я знаю, что я… – Он сделал глубокий вдох. – Человек может отказаться признать себя виновным и переложить вину на других, а может взять на себя ответственность за свои поступки. И всю жизнь нести невыносимо тяжкое бремя.
У него был голос смертельно усталого человека.
– Мне всегда хотелось взять на себя часть твоего бремени, – прошептал Томас.
– Да, я знаю, – ответил Алистер. Его глаза лихорадочно блестели. – Видит Ангел, только по этой причине я не сделался таким, как Татьяна. Только благодаря тебе, Том, я не утратил человеческий облик.
– Мэтью, – негромко окликнул Джеймс. – Мэт. Иди сюда.