Терновая цепь

– Быстро, – сказала Корделия, и у нее перехватило дыхание, когда он взялся за вырез платья и одним движением разорвал его надвое.

Это было не так легко, как, например, порвать кусок кисеи – у платья была плотная подкладка, жесткие вставки, пуговицы, крючки, но Джеймс разорвал его без малейших усилий, как бабочка, высвобождаясь из куколки, разрывает хрупкую оболочку. Корделия задыхалась и смеялась, когда он рванул юбку, отбросил ее, и масса коричневого шелка сползла с постели на ковер. Но, увидев выражение его лица, она смолкла.

Она знала, что лежит перед ним почти нагая, в легкой батистовой сорочке, едва прикрывавшей бедра, и что сквозь тонкую ткань он может видеть все ее тело. Грудь, живот, бедра. Она подавила инстинктивное желание скрестить руки на груди, чтобы закрыться от его пронизывающего взгляда. Джеймс пожирал ее взглядом. Это было первое слово, которое пришло ей в голову: казалось, он хотел прижать ее к кровати и поглотить ее.

Джеймс приподнялся над ней, опираясь на локти. Корделия коснулась его плеч, чувствуя, как напряжены мышцы. Она знала, что он намеренно сдерживает себя. Это была их первая брачная ночь, наступившая с большим опозданием, и он хотел, чтобы все произошло так, как пишут в книгах. Хотел, чтобы она отдала ему себя, хотел владеть ею, и, хотя она точно не знала, что это означает, она тоже хотела этого. Она жаждала его, но он сдерживался ради нее, и поэтому она осмелилась спросить:

– Джеймс… А ты когда-нибудь… с Грейс?..

Он не сразу понял, о чем она говорит, потом на его лицо набежала тень.

– Нет. Мы целовались, но я никогда не желал большего. Вероятно, браслет не позволял мне анализировать свои чувства, и я не понимал, как это странно. Я думал, что, может быть, такова моя натура, что мне это не нужно… – Он помолчал, и его взгляд заскользил по ее полуобнаженному телу, отчего у Корделии по коже побежали мурашки. – И я ошибался, сильно ошибался.

– Значит, сегодня ты в первый раз?..

– У меня никогда ничего не было с Грейс, ничего реального, – мягко произнес он. – Да, я целовал ее, но это было наваждение. Ты моя первая женщина, Корделия. Моя первая любовь. Моя первая страсть… – Он закрыл глаза. – Мы можем еще поговорить, если ты желаешь, но скажи мне об этом сейчас, потому что мне нужно выйти в ванную и облиться холодной водой, иначе…

– Никаких разговоров, – перебила она и, обняв за шею, притянула к себе.

Их тела соприкоснулись, и ей стало жарко, но она все тянулась к нему, стараясь прижаться крепче. Он ахнул, прошептал что-то вроде проклятия, вцепился в ее бедра, придавил к кровати; наклонившись, он без конца целовал ее шею, проводил по ней языком. Корделия не заметила, как он избавился от брюк, и внезапно осознала, что на нем не осталось одежды; а он уже снимал с ее плеч сорочку, покрывая поцелуями тело. И когда сорочка сползла с груди, Корделия поняла, что больше не может сдерживаться. Всхлипывая, она умоляла его продолжать, и он целовал ее все более страстно, ласкал и гладил все ее тело, прикасался так, как она представляла в мечтах, и делал то, чего она даже не могла вообразить.

И все это время Джеймс не отрывал взгляда от ее лица, словно ему необходимо было видеть ее восторг, исступление, желание. Несмотря на нетерпение, он был с ней нежен и осторожен, как будто боялся испугать или причинить Корделии боль. В конце концов она принялась торопить его, осыпала жаркими поцелуями, чтобы лишить Джеймса остатков самообладания.

– Ты готова? – прошептал он.

Его голос был хриплым, чужим, желание душило его, и она выгнулась навстречу ему и сказала, что да, она готова, и все повторяла: «Прошу тебя».

Когда-то ей в весьма туманных выражениях рассказывали, что будет больно, и действительно, она испытала слабую, мимолетную боль. Заметив выражение страха в его глазах, она сжала коленями его бедра, и шепотом попросила не останавливаться. Корделия говорила Джеймсу такие вещи, от которых потом краснела; он держал ее в объятиях и целовал, пока они двигались в едином ритме, и боль сменилась постепенно нараставшим сладостным ощущением; вскоре она уже отчаянно цеплялась за его плечи, кричала все громче, бессвязно умоляла не уходить, остаться с ней, а потом перед глазами что-то взорвалось и разлетелось на тысячи сверкающих осколков, ее опалило пламя, но это было пламя высшего, совершенного наслаждения.

– Передай мне мыло, – ласково произнес Джеймс, поцеловав обнаженное плечо Корделии.

– Ну уж нет, – ответила она. – Я удобно устроилась и не сдвинусь с места.

Джеймс рассмеялся, и Корделия почувствовала, как содрогается его тело. Они сидели в ванне вместе – несмотря на неуверенность в своих чувствах, Джеймс, к счастью, еще до свадьбы предусмотрительно заказал большую ванну, в которой хватало места для двоих. Он сидел, прислонившись спиной к бортику, а Корделия полулежала в его объятиях, откинув голову назад. Джеймс налил в ванну средство для мытья с ароматом лаванды, и Корделия со смехом зачерпывала пригоршни белой пены и покрывала ею грудь и плечи.