Терновая цепь

– Но ты же уезжаешь не из-за будущего ребенка, верно? – засмеялась Корделия.

– Будущих детей, – мрачно поправил ее Мэтью. – По словам Безмолвных Братьев, у матери будет двойня.

Он усмехнулся.

– Отвечая на твой вопрос – нет; напротив, мне нравится, что у меня будут два маленьких брата или сестры. Когда я вернусь из своего путешествия, им исполнится год и они начнут проявлять себя как личности. Как раз настанет время научить их, что старший брат Мэтью – самый лучший и выдающийся человек из всех, кого им суждено когда-либо встретить.

– Ах, ты собираешься с самого начала привлечь их на свою сторону, – засмеялась Корделия.

– Совершенно верно.

Мэтью смотрел на нее сверху вниз; ветер, который дул со стороны озера, испортил ему прическу, и светлые волосы закрыли лоб.

– Прошлым летом, когда вы переехали в Лондон, – заговорил он, – я от души ненавидел твоего брата и заранее решил, что ты похожа на него. Но я быстро изменил свое мнение: ты оказалась порядочной, доброй, смелой и… словом, такой, каким я сам мечтал стать. – Мэтью взял девушку за руку, но в этом жесте не было ничего романтического; он вложил гладкий камень в ладонь Корделии и сжал ее пальцы. – Наверное, я не понимал – до того дня, как опустился на самое дно и ты прислала ко мне «Веселых Разбойников»… Не понимал, как сильно я нуждался в человеке, который проявлял бы доброту ко мне, зная обо мне все. Несмотря на то что я не просил о добром отношении и не заслуживал его. И когда мы с Оскаром поплывем за море, и я увижу вдали незнакомые берега, я буду думать о тебе и о твоей доброте. Я всегда буду помнить о тебе. И о том, что самые драгоценные дары – это те, о которых у нас не хватает смелости попросить.

Корделия вздохнула.

– Я – ужасная эгоистка… мне хотелось бы, чтобы ты остался здесь, в Лондоне, но, наверное, мы не имеем права удерживать тебя, когда остальной мир нуждается в тебе, в твоем смехе, безрассудстве и ослепительных жилетах.

Мэтью усмехнулся.

– О, лесть. Ты знаешь мои слабости.

Сжимая в руке гальку, Корделия вдруг поняла, что стена, разделявшая их, рухнула. Целый год ему предстояло провести на другом конце света, вдали от нее, но она знала, что душой они будут вместе.

Зашуршала трава; это был Джеймс. Его темные волосы были взлохмачены, и в руке он держал пачку обугленных бумажек.

– Только что, – произнес он вместо приветствия, – я получил седьмое огненное сообщение от отца. – Он пошуршал бумажками. – В этом говорится, что они опаздывают и приедут через десять минут. В этом – что через девять минут. В этом – через восемь. В этом…

– Через семь? – предположил Мэтью.

Джеймс покачал головой.

– Нет, здесь он спрашивает, хватит ли у нас горчицы.

– И что он собирается делать, если горчицы окажется мало? – удивилась Корделия.

– Одному Ангелу известно, где он собирается достать горчицу за семь минут, – пожал плечами Джеймс. – Но я уверен в одном: эти утки испортят ему настроение.

Он улыбнулся Мэтью, и ответный взгляд и улыбка друга выражали всю сущность их дружбы, которая была в одно и то же время беззаботной и серьезной. Днем они смеялись над всякой чепухой, а по ночам рисковали жизнью; наверное, это и означает быть Сумеречным охотником, подумала Корделия.

Джеймс прищурился, глядя куда-то вдаль.

– Мэт, по-моему, твои родители приехали.

И действительно, старшие родственники начали собираться. Шарлотта шагала по дорожке, толкая перед собой кресло Генри.

– Долг зовет, – сказал Мэтью и направился к родителям. Оскар оставил Томаса и Алистера и побежал за хозяином, гавкая в знак приветствия.

Джеймс улыбнулся Корделии той ленивой улыбкой, которую она так любила и при виде которой ее охватывал трепет. Сунув в карман камешек Мэтью, Корделия шагнула к мужу. Они молча стояли и смотрели на друзей.

– Вижу, игра в крокет идет как надо, – заметила Корделия.

Ари, Анна и Грейс соорудили какую-то невиданную башню из колышков и молотков, которая даже отдаленно не напоминала воротца для игры в крокет. Отойдя назад, девушки рассматривали свое творение; Анна любовалась им с восторгом, Ари и Грейс – с недоумением.

– Я не знала, что Грейс собиралась похоронить браслет, – сказала Корделия. – Ну, в поместье. Она говорила с тобой об этом?

Джеймс кивнул. Взгляд его золотых глаз был устремлен куда-то вдаль.

– Она спросила, не против ли я, и я ответил, что нет. В конце концов, Грейс похоронила там собственные сожаления о прошлом.

– И твои печали, – мягко произнесла Корделия.

Он обернулся к жене. На щеке у него виднелось небольшое пятнышко грязи, воротник был перепачкан травой. И все же, когда Корделия смотрела на него, Джеймс казался ей еще прекраснее, чем в те времена, когда он был для нее чужим, далеким и совершенным, как статуя.