Терновая цепь

– И у нее началась истерика, – вздохнула Ариадна. – Она умоляла меня сказать, что это неправда, а когда я отказалась, она сказала, что нельзя позволять подобным импульсам разрушить мою жизнь. – Она нетерпеливым жестом вытерла слезы. – Я видела по ее глазам, что она уже знала. Или, по крайней мере, подозревала. Мать просила меня подумать о собственном будущем, о том, что я останусь одинокой, что у меня не будет детей.

– Ах, – едва слышно пробормотала Анна. У нее заболело сердце. Она знала, как сильно Ариадна всегда хотела детей, знала, что именно это желание послужило истинной причиной их разрыва два года назад.

– Я ушла в свою комнату, бросила кое-что из вещей в саквояж… Я заявила, что не намерена жить под одной крышей с ней и папой, если они не примут меня такой, какая я есть. Какой я всегда была. И тогда она… поклялась забыть все, что я сказала ей. Уверяла меня, что мы можем сделать вид, будто этого разговора не было. Что если я повторю папе то, что сейчас говорила, он вышвырнет меня на улицу.

Анна затаила дыхание.

– И я сбежала, – закончила Ариадна. – Ушла из дома и явилась сюда. Потому что ты не зависишь от мнения окружающих. Я не могу вернуться в этот дом. Я не вернусь туда. Это значило бы растоптать свою гордость, свою… личность. Я должна научиться жить самостоятельно. Быть независимой, как ты. – Она придала лицу упрямое выражение, но руки у нее дрожали. – Я подумала… если бы ты могла научить меня этому…

Ложечка звенела о блюдце. Анна осторожно забрала у Ариадны чашку с остатками чая.

– Конечно, – сказала она. – Ты будешь независимой настолько, насколько захочешь. Но не сегодня. Сегодня ты пережила потрясение, уже очень поздно, и ты должна отдохнуть. Утром ты начнешь новую жизнь. И это будет чудесная жизнь.

Лицо Ариадны осветила улыбка. И на мгновение Анна забыла обо всем на свете, кроме этой совершенной красоты. Она пожирала взглядом грациозную фигуру, блестящие темные волосы, изящную шею и подрагивающие длинные ресницы. Ею овладело желание сжать девушку в объятиях, осыпать ее глаза и губы поцелуями. Она спрятала руки за спину, чтобы Ариадна не видела их, и стиснула кулаки.

– Можешь занять спальню, – ровным голосом произнесла она. – Я буду спать здесь, на кушетке; она вполне удобна.

– Спасибо. – Ариадна поднялась и взяла свой саквояж. – Анна… в последний раз, когда мы виделись… я была рассержена, – произнесла она. – Мне не следовало говорить тебе, что ты холодна и тверда. У тебя самое доброе и великодушное сердце из всех, кого я знаю, ведь ты всегда готова прийти на помощь тем, кто заблудился, потерялся, кому некуда больше пойти. Вроде меня, – добавила она с грустной улыбкой.

Анна вздохнула про себя. В конце концов оказалось, что Ариадна пришла к ней по той же самой причине, что Мэтью или Евгения: потому что с Анной было легко, с ней можно было поговорить по душам, потому что у нее всегда можно было получить сочувствие, чашку чая и ночлег. Она не сердилась на Ариадну за это, не презирала ее. Просто надеялась, что, возможно, была и другая причина.

Некоторое время спустя, когда Ариадна улеглась спать, Анна подошла к камину, чтобы засыпать угли золой на ночь. Обернувшись, она поймала неодобрительный взгляд Перси.

– Я знаю, – спокойно сказала она. – Позволив ей остаться здесь, я совершила большую ошибку. Я пожалею об этом. Я знаю.

Перси ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Выяснилось, что чаю никто не хочет.

– Малкольм Фейд, – прошипел Уилл, наступая на чародея. Его гнев, который довольно быстро угас после рассказа Люси, казалось, вернулся вместе с Малкольмом. Джеймс поднялся, чтобы вмешаться в случае необходимости; ему был знаком этот отцовский тон. – Знаете, мне следовало бы арестовать вас и передать Конклаву. Чтобы вас судили за нарушение Соглашений.

Малкольм прошел мимо Уилла и бросился в кресло у камина.

– Какое обвинение вы хотите мне предъявить? – усталым голосом произнес он. – Некромантия? Я не занимаюсь некромантией.

– Тем не менее, – процедил Магнус, скрестив руки на груди, – ты увез несовершеннолетнюю девушку, Сумеречного охотника, в неизвестное место без согласия ее родителей. Это серьезный проступок. Ах да, и еще ты выкрал тело Сумеречного охотника. Я практически уверен, что это тоже серьезно.

– Et tu[17], Магнус? – вздохнул Малкольм. – А как же чувство солидарности с братьями-магами?

– Только не с теми, кто занимается похищением детей, – сухо ответил Магнус.

– Малкольм, – вмешался Уилл, и Джеймс понял, что отец с трудом сдерживается, чтобы не заорать, – вы являетесь Верховным Магом Лондона. Когда Люси пришла к вам с просьбой об участии в этом запретном деле, вы должны были отказать ей. Более того, вы обязаны были сообщить мне.

Малкольм снова вздохнул с таким видом, словно весь этот разговор успел ему смертельно надоесть.