– Да как ты можешь? – воскликнула она. – После всего, что я ради тебя делала. Сколько раз я остерегала тебя, сколько раз ради тебя опускалась до лжи, помогала тебе играть в твои глупые игры. Уж лучше б твоя мать послала меня на какую-нибудь грязную работу! Я всегда потворствовала твоим прихотям. Узнай об этом твоя мать, она могла бы меня обезглавить! И что я получила взамен? Ты решила бросить меня. И тебе это было все равно что раз плюнуть.
Энни была так потрясена признанием подруги, что какое-то время была не в силах выдавить из себя ни звука.
– Я бы вызволила тебя, – наконец вымолвила она. – Если бы мне посчастливилось уцелеть…
– Вызволила меня? Да у тебя даже не было никакого плана.
– Я хотела сбежать. Чтобы искать свою любовь и судьбу.
– Судьбу женщины, которая совсем одинока в чужой стране. К тому же в стране, где все говорят на незнакомом языке. Как ты собиралась добывать себе хлеб?
– Я питалась бы тем, что дает земля.
– Послушай, Энни! Но ведь земля кому-то принадлежит. Ты хоть знаешь, что за браконьерство людей вешают? Или сажают в тюрьму. Или заставляют работать, как рабов, пока они не покроют свой долг. Вот что случается с теми, кто в королевстве твоего отца питается тем, что дает земля.
– Никто меня не повесит, – ответила Энни. – По крайней мере, после того как узнают, кто я такая.
– О да. Выходит, как только тебя схватят, ты сразу объяснишь, что являешься очень важной особой. И что с тобой сделают? Тотчас отпустят? Подарят небольшое имение? Или назовут лгуньей и повесят? Конечно, если учесть, что ты женщина, причем довольно хорошенькая, вряд ли тебя сразу повесят. Скорей всего, для начала развлекутся с тобой.
Предположим, что тебе как-то удастся заставить их поверить, что ты принцесса. В лучшем случае тебя отправят домой, и все начнется сначала. Правда, не для меня. Я к тому времени буду разгружать баржи с углем или что-нибудь подобное. А в худшем случае потребуют за тебя выкуп. Возможно, даже будут посылать твоему отцу один за другим твои отрезанные пальчики, чтобы доказать, что ты вправду находишься у них.
– Я собираюсь переодеться мужчиной, – заявила Энни. – И меня не поймают.
– О, переоденься мужчиной! – Остра закатила глаза. – Это непременно сработает.
– Во всяком случае, это лучше, чем ехать в монастырь.
– Это глупо! – сверля подругу глазами, произнесла Остра. – И эгоистично! – С этими словами она стукнула кулаком здоровой руки по столбику кровати. – Какая же я была дура, считая тебя своей подругой! Ты пальцем о палец не ударишь ради меня!
– Остра!
– Оставь меня в покое!
Энни собралась было что-то сказать, но, увидев обезумевший взгляд Остры, передумала.
– Оставь меня в покое! – повторила та.
Энни встала, собираясь уходить.
– Поговорим позже.
– Убирайся! – прокричала Остра и разразилась слезами.
Энни, едва сдерживая рвущиеся наружу рыдания, вышла из комнаты.
Энни глядела на лицо Остры, вырисовывающееся на фоне раскинувшегося за окном пейзажа – горных пастбищ, перемежающихся рощами стройных кедров. Голова девушки заслоняла тот самый холм, на котором в небольшом замке жил хозяин деревни. Мимо прогрохотал экипаж, и табун лошадей проводил его любопытным взглядом.
– Ты все еще со мной не разговариваешь, – умоляющим голосом обратилась Энни к подруге. – Уже прошло три дня.
Остра еще сильней нахмурилась, но не отвела взора от окна.
– Отлично, – фыркнула Энни. – Я извинялась перед тобой сотню раз. У меня уже почти отсох язык. Даже не знаю, чего еще ты от меня хочешь.
Остра что-то тихо пролепетала в ответ, но ее слова, будто птички, выпорхнули в окно.
– Что-что? – переспросила ее Энни.
– Я сказала, ты могла бы пообещать, – все еще не поворачиваясь лицом к подруге, повторила Остра, – что больше не станешь пытаться сбежать.
– Я все равно не смогу этого сделать. Капитан Марл теперь не спускает с меня глаз.
– Когда мы доберемся до женского монастыря, там не будет никакого капитана Марла, – медленно, словно обращаясь к ребенку, проговорила Остра. – Я хочу, чтобы ты пообещала, что этого не повторится больше никогда. Что ты больше никогда не предпримешь попытки сбежать.
– Ничего-то ты не понимаешь, Остра.
Молчание.
Энни уже собралась что-то сказать, но передумала и, закрыв глаза, позволила своему телу расслабиться в беспрестанно трясущемся экипаже и сделала вид, что окружающее ее ничуть не интересует.
Она предавалась мечтам с такой легкостью, будто надевала их на себя, как одежду. Для начала она пробудила воспоминания о Родерике, об их первом сладостном поцелуе, когда они оба сидели верхом на лошадях. Это потянуло за собой цепочку прочих встреч и, в конечном счете, привело к небезызвестной ночи в гробнице с последующим унизительным наказанием. Хотя память о той ночи стушевалась, она хотела ее восстановить, чтобы вновь испытать волнующие и одновременно пугающие ее ласки.