Окидываю взглядом алтарь: все ли готово для встречи с Тайнами Христовыми? Слева торжественно замер жертвенник, трепетно мерцают разноцветные лампадки, потрескивают на Престоле большие свечи, освещая Евангелие, из-под которого голубеет Илитон с Антиминсом[7]
. Все стоит на своем месте, как пред Великим парадом чествования Иисуса Христа. Мир замер в ожидании начала умилостивительного воспоминания о Сыне Человеческом. Но как же трудно оторвать свою мирскую плоть от вознесения души к благодатному бессмертному блаженству!– Господи, помоги мне, недостойному и болящему, свершить благодарственное хваление Спасителю Мира и преподать людям таинственную жертву Тела и Крови Христовой.
А плотяное сердечко все равно тихонько стонет о личном:
– Боже, если Тебе это угодно, сними, утиши скорби и тяжести моей болезни!..
Затихает колокольный звон, храм заполняет такая тишина, которую не ощутишь больше нигде. В вытянутых руках поднято Евангелие, оно плывет над Антиминсом, будто изображая над ним крест.
И я ощущаю, как от этой совместной, необыкновенно мощной молитвы всей Церкви укрепляется и мой немощный, ослабевший от испытаний дух.
Помоги нам, Боже…
О чистой совести
В субботний вечер в отделении онкологической клиники ощущается какое-то незримое облегчение. Казалось бы, непонятно почему: в воскресенье больные не освобождаются от своих утомительных, надоевших болезней, не уходят и навязчивые размышления о них. Просто в этот день мы все свободны от разговоров с врачами, которых и ждем и боимся одновременно: ведь они всегда страшат неприятными «сюрпризами». Потому-то мы так по-детски радуемся краткой воскресной свободе.
Но для многих главная причина необычного воскресного настроения в том, что в наших христианских душах глубоко заложена генетически выверенная радость об этом дне – дне Воскресения Господа нашего Иисуса Христа. Ощущаю, как снисходительно улыбнулся на эти наивные, по его представлению, слова маловерующий человек:
– Что же, прямо все так и стали в честь Воскресения верующими?..
К сожалению, – нет. Разумеется, всё отделение на утреннюю молитву не выходит, далеко не все больные появляются на молебнах о здравии, которого всем нам так не хватает. Богоборческий двадцатый век, казалось бы, старательно уничтожил в душах людей святую веру, умение обращаться к Богу за помощью.
Однако, зная, что в нашей палате постоянно звучит слово ко Господу, нет-нет, да и откроется дверь, очередной страдалец протянет руку с записочками, с просьбой помолиться. Нет, не оправдались надежды вражии – не уничтожена Вера Православная на Святой Руси!..
Медленно иду по коридору отделения, сдерживая боли внутри себя. Тихим субботним вечером в небольшом холле, на диванах, на креслах бережно расположили свои болящие телеса уже знакомые мне страдальцы. Идет оживленный разговор, но не такой, когда они утомленно рассказывают друг другу о болячках, уколах, облучениях, химиотерапии.
Чинно восседает на кресле, согнув ногу и прижав ее к животу, словно для самообезболивания, Юрий Николаевич, преподаватель университета. Чуть раскачиваясь, несколько возбужденно рассуждает на весь холл:
– Вот был такой философ, Декарт. Он говорил: всё подвергайте сомнению!
– Но это никак не относится к нашей действительности, – иронично блеснул очками солидный чиновник железнодорожного ведомства.
– Ну, конечно же, нет, – примиряюще улыбнулся Юрий Николаевич. – Я просто хотел подчеркнуть, что мы не должны уподобляться кроликам, которые покорно доверяются врачам. Вот смотрите, – показал он какую-то книгу, вроде учебника. – Здесь говорится, что связь развития опухоли с центральной нервной системой пока ещё изучена слабо. А связь эта есть, и она удивительна. Я прочел, что редко, но бывают случаи самопроизвольного исцеления. Вы слышите? Не излечения, а ис-це-ле-ния!
Вот это да …
По холлу прошло неуловимое движение. Словно из книги, взмахнув переливающимися крыльями, выпорхнула чудесная сказочная жар-птица, и каждый хотел, чтобы она непременно коснулась крылом его самого.
– Самопроизвольное! – отбросив газету, с недоумением всплеснул руками материалист-железнодорожник. – Это значит, что моя опухоль вдруг, по необъяснимой причине, начнет уменьшаться, рассасываться и вдруг – нет ее! Так, что ли?
Примолк народ. Даже рты приоткрылись от этой удивительной сказки. Сердце каждого замерло от нереальной, но такой желанной и долгожданной надежды. Чтобы моя всю жизнь исковеркавшая губительная опухоль – и вдруг истекла, истаяла, уничтожилась?.. Ах, как бы этого хотелось!