Терновый венец офицера русского флота (СИ)

То, что война затянулась, виноваты не мы с вами, — Садовинский взглянул на друзей, и продолжил — Виноваты повыше нас… и даже не комфлота.

А дальше что? Война — до победы, а дальше? — спросил, не обращаясь ни к кому, Ляпидевский и сам же ответил: — Дальше, по-моему, ничего хорошего не будет.

Кто может увидеть будущее, кроме Кассандры? — с горькой иронией вставил Садовинский.

Бруно, ответил ему Ляпидевский, — все это так, но многих людей не устраивает положение в России, они требуют реформ и преобразований.

Брось Володя, — вмешался Воронин, Где ты видишь этих многих людей? На улице или в Таврическом дворце?

Друзья, — примирительно проговорил Садовинский, поднимая стакан с коньяком, — мы живы, мы здоровы, мы еще повоюем! И, без всякого перехода — «За прекрасных дам»!

Разговор друзей затянулся до полуночи…

ноября, во вторник, команда выполняла работы по подготовке миноносца к длительному зимнему ремонту. По приказанию командира, 12 человек были отправлены для приборки в береговые казармы

«Сернес», где предстояло жить экипажу корабля до окончания ремонта. После обеда сдали на Ключевой остров: банку с запальным пироксилином, вьюшку 10 учебных капсюлей.

ноября убыл с миноносца на линкор «Севастополь» старший лейтенант Н.И.Римский-Корсаков. Расстались тепло. Не считая командира, офицеров на миноносце осталось трое: мичман М.М.Воронин, инженер-механик мичман Н.Т.Гуляев, и он, мичман Садовинский.

В этот же день на корабль прибыли с Береговой роты Минной обороны два новых матроса 2-й статьи: Степан Карташев и Михаил Кувшинов.

В субботу, 24 ноября мичман Садовинский позвонил Ирине и они договорились пойти в театр. Впервые за четыре дня после прихода эскадренного миноносца «Расторопный» в Гельсингфорс, у мичмана Садовинского появилась возможность побывать в городе и встретиться с Ириной.

Но как быть с билетами? — спросил он у Ирины. Она ответила с улыбкой, что выступит в роли кавалера и возьмет билеты в театр. Вопрос был решен. Прошло больше полутора месяцев, как Бруно не видел Ирину.

Начиная с 1 октября и до 16 ноября, эскадренный миноносец «Расторопный» постоянно находился вдали от Гельсингфорса, нес боевую службу то в Моонзунде, то в Або-Аландском архипелаге Ботнического залива, то в Финском заливе. Единственный, за это время, заход миноносца в Гельсингфорс, 21 октября, длился недолго, и у Бруно не было возможности встретиться с Ириной.

Здание Национального театра располагалось на площади за железнодорожным вокзалом. Мичман Садовинский подскочил к нему на лихаче за несколько минут до начала спектакля. Бруно раньше не бывал в этом театре. Он скользнул взглядом по фасаду здания, выполненному из гранита и песчаника, по красивым кованым фонарям, и прошел в фойе. Театральный швейцар распахнул дверь, фойе было полупустым — все уже рассаживались в зрительном зале, и Бруно сразу увидел Ирину. Ее стройную фигурку облегало длинное темное платье. Волосы были гладко уложены, яркие губы и вечерняя косметика, эффектно оттеняли лицо.

Такая барышня достойно украсит самый изысканный салон Петербурга! — неожиданно для себя, восхищенно подумал мичман. Они прошли в партер, и Бруно оглядел зал.

Театр построили в 1902 году — тихо проговорила Ирина. — Обрати внимание на модернистский стиль в архитектуре зала.

Бруно кивнул головой. Действительно, прекрасный интерьер театрального зала почти полностью состоял из плавных изогнутых линий. Они сели в кресла, и спектакль начался. Бруно искоса поглядывал на Ирину. Ее тонкий профиль и блестящие глаза притягивали его взгляд, и Бруно почти не вникал в происходящее на сцене…

Всю следующую неделю на «Расторопном» проводились общекорабельные работы по консервации не задействованного в ремонте оружия, оборудования и механизмов.

Вечерами, расположившись в кают-компании, мичманы Бруно Садовинский и Михаил Воронин беседовали, дружески обсуждая самые разные темы, в том числе и личные, душевные, но рано или поздно их разговоры возвращались к уходящему году, к походам «Расторопного», к дальнейшей собственной службе и судьбе, к происходящему в стране «бардаку», к тому, о чем не принято было рассуждать во флотской офицерской среде вслух.

Бруно говорил о том, что за весь период боевых походов торпеды ими не использовалось ни разу. Парадокс — но, миноносец «Расторопный», носитель торпедного оружия его не применял. Их миноносец служил большей частью, как артиллерийский корабль, заградитель, конвойный корабль, а торпеды отошли на второй план. Эти мысли вытекали из его собственного опыта плавания и боевых действий в этом году на эсминцах «Разящем» и «Расторопном», и заставляли мичмана Садовинского задумываться о том, что опыт этой войны должен будет обязательно сказаться на разработках, в будущем, новых типов кораблей для Балтийского флота.