Терновый венец офицера русского флота (СИ)

Гражданская война еще только предстояла, все ужасы ее были еще впереди. Россия еще не знала, что ее ожидают разорение и упадок, голод и разруха, сравнимые, разве что, с бедствием от нашествия орд Батыя.

Зима постепенно сдавала свои позиции. Несмотря на войну и революцию весна 1917 года все равно пришла в Финляндию. Гельсингфорский рейд освободился ото льда. Деревья в городских парках стояли еще почерневшие и влажные, но в воздухе уже пахло весной.

Миноносец «Расторопный» все еще находился в ремонте на заводе «Сокол». Через захламленный, заваленный мотками заржавевшей рыжей проволоки, листами железа и змеиными извивами ржавых тросов двор завода, через грязь и красно-коричневые, настоенные ржавчиной лужи, мичман Садовинский медленно пробирался к эсминцу. Некогда красавец, «Расторопный» выглядел понуро и заброшенно… Обшарпанные борта — в подтеках ржавчины, разруха на палубе и надстройках… Ремонтирующийся на заводе корабль, всегда выглядит не «ахти», но здесь, были следы явной запущенности и наплевательства. Плоды «революционного» развала и упадка виднелись на каждом шагу: такелаж свисал бельевыми веревками, леера и стойки погнуты… На эсминце было, как-то одичало и пустынно. Благодаря «революционным» порядкам, ремонтные работы практически прекратились.

Мичман Б.Садовинский мысленно прощался со своим боевым кораблем — эскадренным миноносцем «Расторопный». Служба продолжалась, но того боевого эскадренного миноносца «Расторопный», по сути, не было. Когда миноносец выйдет из ремонта, это будет уже другой корабль, с другим экипажем, другой службой и, служба эта, возможно, уже будет под другим, красным флагом.

По-существу, мичман Садовинский прощался и со своим кораблем и со своим флотом… Душа флота умерла… Но надо было продолжать жить и служить…

Будучи в Финляндии золотой северной осенью, я забрел в Хельсинки на красивое православное кладбище и обратил внимание на то, как много там могил офицеров флота, жизни которых оборвались в первые дни марта 1917 года. В памяти как-то сразу не сложилось, что начало марта — это то, что у нас, в советской истории, принято было называть Февральской буржуазной, бескровной революцией 1917 года!

Офицеры гибли в Гельсингфорсе и в конце февраля и в первых числах марта, но еще долго разбушевавшаяся чернь, не давала семьям погибших, их достойно похоронить. Г.К.Граф со скорбью и горечью пишет в своих воспоминаниях:

«…Через некоторое время из госпиталя по телефону позвонил один наш больной офицер и передал, что к ним то и дело приносят тяжело раненных и страшно изуродованные трупы офицеров. Можно ли

представить, что переживали в эти ужасные часы родные и близкие несчастных офицеров! Ведь с флотом они были связаны самыми тесными узами, самым дорогим, что у них было в жизни: там находились их мужья, отцы, сыновья и братья…

Спустя некоторое время, из госпиталя, куда стали привозить раненных и тела убитых офицеров, некоторым семьям сообщили, что в числе привезенных находятся близкие им люди. В первые минуты несчастные женщины совершенно теряли всякую способность соображать, и, как безумные метались взад и вперед… Стоны, женские рыдания и детский плач сливались в один безудержный взрыв отчаяния. Неужели это — правда? Ведь всего несколько часов тому назад он был здесь. За что его могли убить, когда его на корабле так любили?…

Все в слезах, в чем только попало, несчастные женщины бегут туда, в госпиталь, в мертвецкую… Все-таки где-то там, в тайниках души, у них теплица маленькая надежда, что, быть может, это — не он, это — ошибка… Вот, они в мертвецкой. Боже, какой ужас!.. Сколько истерзанных трупов!.. Они все брошены кое-как, прямо на пол, свалены в одну общую ужасную груду. Все — знакомые лица…. Безучастно глядят остекленевшие глаза покойников. Им теперь все безразлично, они уже далеки душой от пережитых мук…

…К телам не допускают. Их стерегут какие-то человекоподобные звери. С площадной бранью они выгоняют пришедших жен и матерей, глумятся при них над мертвецами. Что делать? У кого искать помощи и защиты?… Кто отдаст им хоть эти изуродованные трупы? К новым, революционным властям, авось они растрогаются… Скорее туда! Но там их встречают только новые оскорбления и глумливый хохот. Кажется, что в лице представителей грядущего, уже недалекого Хама, смеется сам Сатана…».

На окраине Хельсинки есть небольшая православная церковь Ильи Пророка. Внутри этой церкви слева от резного иконостаса, на стене четыре серебряные пластины, образующие крест. Это — Морской Крест — памятник офицерам Российского флота, похороненным в Финляндии. На нем фамилии более ста человек. И для многих из них датой ухода из жизни стали первые дни марта 1917 года…

Слава Богу, появилась инициатива почтить память офицеров Балтийского флота, ставших жертвами Февральской революции в Гельсингфорсе. Инициативу поддержали российское посольство и финская православная церковь.