Терпеливый снайпер

Но была еще одна встреча. Выйдя в коридор комиссариата, я увидела подругу Снайпера. Она сидела на скамье в вестибюле рядом с каким-то неизвестным мне господином в сером костюме, державшим на коленях старый портфель. Женщина скрестила руки под тяжелой объемистой грудью; от такой позы ее юбка, натянувшись на крутых бедрах, задралась выше колен, оставляя на виду длинные и довольно массивные ноги – они были в парусиновых туфлях на пробковой подошве, с лентами, завязанными на щиколотках, – и оголенность их была как-то особенно заметна в строгой атмосфере присутственного места.

Пока я шла мимо, изумрудного цвета глаза неотступно следовали за мной. Двигались медленно, едва ли не вяло; только они одни, казалось, и жили на этом красивом лице, лишенном всякого выражения, совершенно, как-то по-животному непроницаемом. И этот неопределенный, очень холодный взгляд, спокойный, но пристальный до неистовства, был полон иррациональной убежденности. И этот нутряной упрек зеленого одиночества, который был пронзительнее и незабываемее отчаянного вопля, оскорбления или проклятия, я чувствовала спиной, даже когда была уже далеко. В ту минуту я поняла: она – знает. И вот тогда – только тогда – тень раскаянья коснулась меня.

Неаполь, сентябрь 2013 г.

Мост Убийц

На правах рекламы

II. Старые друзья

Вербовка много времени не заняла. Наведавшись несколько раз в казармы и переговорив кое с кем из однополчан, причем переговоры эти очень уместно орошались выдержанным вином в тавернах Чоррильо, мой хозяин набрал команду ушлых и дошлых, тертых и битых, в семи щелоках вываренных, все на свете видавших молодцев, которые все как один состояли на действительной службе, а потому получили особый трехмесячный отпуск с сохранением содержания. Условились, что часть отряда морем отправится в Геную, а оттуда – в Милан, погрузившись на корабль через три дня после того, как мы – Алатристе, дон Франсиско де Кеведо и ваш покорный слуга – направимся, по морю же, во Фьюмару-ди-Рома, переправимся через Тибр и окажемся в столице папского государства. Среди тех, кто входил в первый отряд, были и наши старинные знакомцы Себастьян Копонс, Гурриато-мавр и еще четверо однополчан, вкрутую, как говорится, сваренных, испытанных и неболтливых, с которыми Алатристе вместе служил на галерах ли, во Фландрии или где там еще на долгом военном веку сводила его с ними судьба. Один, кстати, участвовал и в бою при Искандероне: был он бискаец, и звали его, представьте, так: Хуан Зенаррузабейтиа. Двое – Мануэль Пимьента и Педро Хакета – были андалусцами, а Хорхе Куартанет – каталонцем. О каждом в должное время будет рассказано.

Что же касается нас троих, то пять лиг пути от Фьюмары до Рима проделали мы без приключений, если не считать одного происшествия, имевшего место, когда впереди уже почти показались стены Вечного города. В карете, запряженной четверкой мулов, поднялись мы на левый берег Тибра и покатили по дороге, проложенной еще древними римлянами. Ландшафт был приятен глазу, широкие кроны пиний умеряли зной долины Лацио, а по обочинам тут и там попадались приметы античной цивилизации – то живописные развалины, то арки или поваленные надгробные плиты. И вот, немного не доезжая церкви Сан-Паоло-Эстрамурос, наш экипаж вдруг остановился. Я дремал, откинув голову на жесткую спинку сиденья, и дон Франсиско, сложив руки на животе и похрапывая почище епископа, крепко спал рядом со мной. А вот капитан Алатристе бодрствовал, судя по тому, что когда карета остановилась и раздались голоса – кучера, почтальона и еще чьи-то незнакомые и очень громкие – а я открыл глаза, то наткнулся на предостерегающий взгляд моего бывшего хозяина, который прижал палец к губам, требуя молчания. Я прислушался к звукам снаружи – и убедился, что чужие голоса звучат еще громче, а возница и почтальон жалобно чему-то возражают.

– Бандиты, – прошептал капитан.