Терпение (СИ)

          - Ну чего ты там прячешься? – не выдержала Любка. – Иди, я тебя поздравлять буду!

Ну, привет, что ли, - проговорил Роська, усаживаясь на землю.

Илюха открыл бутылку настойки и протянул Любке.

- Дорогому гостю и первый тост! – засмеялся он.

          - Давай, Любк, отожги! – засмеялся Лешка, который уже отпивал от другой бутылки.

          - Ну чего? Типа счастья тебе, - почти шепотом проговорила Любка и залпом выпила почти половину.

          У костра одобрительно загудели.

          - Вот так поздравила! – покачала головой Ася.

          Роська пристально смотрел на Любку. А она вспоминала, как примчалась к нему, когда узнала, что он вернулся из армии. Как ее не пустили в дом. И как потом по деревне пошла слава, что Любка путалась два года с дачниками, что только вот Вика, да родная мать уберегли Роську от гулящей жены… Глупо конечно, но почему-то Роська поверил. Две недели сидел дома, а потом вызвал Любку, привез на Осугу и спросил, наконец, у нее – правду ли про нее говорят. В ответ Любка только плакала. Долго так стояли они там, где раньше целыми ночами сидели у костра, признавались друг другу в любви, встречали закаты. Там, где Люка обещала ждать два года, где она ни разу не дала Роське повода усомниться в ее честности.

          - Что ж ты, поверил такому! Да за такое морды бьют, а ты – поверил! - ответила наконец Любка.

          - А зачем им врать? Матери моей, зачем мне врать?

          - А если б и так – ты бы не простил, да? – зачем-то спросила Любка.

          - А я и не прощаю, слышишь? Не прощаю. И не попадайся мне больше. Все. Забудь.

          Люба могла бы кинуться в ноги, клясться, доказать даже свою невинность, но она только оскорблено молчала.

***

          На костер подошли еще ребята. Пили, смеялись, косились на Любку. А она молчала, пила, когда предлагали, и вспоминала, глядя на бледного Роську, который тоже видимо, мучился воспоминаниями.  Андрюха извлек откуда-то гитару. Запел:

Белый снег, серый лед,

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней,

Город в дорожной петле.

          Остальные дружно подхватили:

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет,

А над городом – желтый дым,

Городу две тысячи лет,

Прожитых под светом звезды по имени Солнце…

          Наконец количество пустых бутылок выросло настолько, что всем уже по большому счету было все равно,  по какому поводу пить. Ася с Лешкой куда-то ушли, остальные сидели кучками, что-то оживленно обсуждали, Андрюха как заведенный пел Цоя. Любка поднялась и, слыша только удары собственного сердца, подошла к Роське.

          - Ну что, Ромашка, прокатишь меня напоследок?

          - Поехали, - легко согласился Роська, как будто только того и ждал.

          Они сели на мотоцикл, и последнее, что слышала Любка – это как резко оборвал песню Андрей, и кто-то присвистнул. Потом все потонуло в реве мотоцикла.

          Любка и не сомневалась, что Роська привезет ее на Осугу, на их место.  Они остановились, Роська выключил фару,  и все потонуло в лунном свете, разбавленном туманом.  Круглая желтая луна висела над речкой,  где-то протяжно, жалобно, как ребенок, кричала птица, слегка шевелились густые тени. Любка села на старое бревно, лежавшее здесь уже несколько лет,  и закрыла лицо руками.

          - Чего не поступаешь никуда? – откуда-то сзади спросил Роська.

          Любка с Асей в этом году окончили школу, но обе остались в деревне, отказавшись от возможности учиться дальше. Почему Ася не стала учиться, даже она сама не знала, а Любка просто ждала, что Роська вернется. Надеялась на что-то. Но ему об этом сказать она не могла.

          - Лень… - Тихо ответила она. – А ты в Мытницах жить будешь?

          И Роська, и Вика жили в Мытницах, в паре километров от Прямухино. Любе совсем не хотелось знать, где будут жить они вместе, просто не знала, что спросить, потому, что на самом деле хотела поговорить о другом, но даже алкоголь не прибавил смелости.

          - Не знаю еще…

          Роське хотелось ответить, что он будет жить где угодно, хоть в чистом поле, лишь бы не видеть Любку. Забыть о ней. Отвыкнуть от мыслей о ней. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы он не знал ничего об изменах Любки. Он любил ее. Видел во снах. Вздрагивал, когда видел кого-то хоть отдаленно похожего на нее. А уж когда ее видел, и вовсе сердце останавливалось. Но простить не мог. Слишком много боли она ему причинила. Слишком страшно было читать письма матери и друга Ильи о похождениях Любки и ее заверениях, что Роська ей все простит, потому что любит ее до одури.

          - Тебе Илья письма те писал? – вдруг спросила Любка.

          - Какие письма? – спросил Роська, хотя понимал о чем речь.

          - Ну, про меня-то…

          Роська сел рядом на бревно.

          - Любка, какая теперь разница, кто и что писал? – спросил он.