Терпкий аромат полыни

— Минутку. — Мистер Паттерсон бросился в кухню и принес оттуда маленький горшочек. — Не откажитесь принять в подарок немного меда. Я держу пчел, а вереск придает меду весьма приемлемый аромат.

— Спасибо. Теперь у меня будет чем полакомиться до завтрака.

— Надеюсь, это не последняя наша встреча, — сказал он, провожая ее к двери. — Наша беседа показалась мне в высшей степени приятной. В деревне этого очень не хватает. Вдохновляющих бесед, я имею в виду.

— Да, конечно, — сказала Эмили, — а если мне удастся привести свой коттедж в приличное состояние, я пришлю вам ответное приглашение.

— Вас он не пугает? — Морщины вернулись на лоб. — Об этом месте ходят жуткие слухи… Дескать, никто еще не прожил там долго, и со всеми случалось что-либо ужасное. Бабкины сказки, разумеется, но тем не менее…

— Мне там вполне удобно, мистер Паттерсон, — ответила она. — И я собираюсь вернуть к жизни сад с травами.

— Это правильно. — Он снова улыбнулся. — Там росли целебные травы, я об этом слышал. С травами много чего интересного можно сделать: настои, мази…

— Именно этим я и хочу заняться. Если у меня получится, я вам расскажу.

— Желаю вам bonne chance,^[18] — улыбнулся он.

Шагая к коттеджу, Эмили ощущала внутри тепло от вина. Она боялась, что останется одна на всем свете, но уже нашла себе друзей. Мистер Паттерсон походил на нее саму, он тоже бежал от мира.

Раздевшись, она принесла дневник Сьюзен в спальню, зажгла свечу, завернулась в одеяло и принялась за чтение. Тень появилась так же тихо и таинственно, как всегда, и, не дожидаясь приглашения, прыгнула на постель. Эмили чувствовала тепло худого тельца и урчание. Записи в дневнике стали обыденными: испробован новый рецепт, с учениками нелады. Судя по всему, лорд Чарльтон тех времен был холост и проводил большую часть времени в Лондоне. Сьюзен это печалило, потому что ей очень нравился Баксли-хаус, который поддерживали в безукоризненном порядке.

Эмили заметила, что после первых нескольких страниц Сьюзен перестала писать о своих невзгодах. Она не говорила, как хотела бы вернуться к прежней обеспеченной жизни, не рассказывала, как справляется в коттедже. Она с этим смирилась. И Эмили смирится.

Перемены начались, когда один из учеников Сьюзен заболел коклюшем и стал страдать от жутких приступов кашля. Сьюзен приготовила сироп по рецепту Табиты Энн, и результат оказался выше всяких ожиданий. Приступы стали куда легче, и ребенку тут же сделалось лучше. После этого жители деревни стали приходить к ней со своими горестями.

Потом шла длинная запись.

Сегодня я познакомилась с интересным семейством. В мою дверь постучал мистер Т. Он беспокоился за свою жену и надеялся, что я смогу ей помочь. Они недавно вернулись из Индии и теперь снимают дом в трех милях отсюда. Его жена плохо переносила индийский климат, и ее здоровье пошатнулось. Он спрашивал, не могу ли я осмотреть ее или хотя бы приготовить тонизирующее средство.

Я сказала ему, что я не врач. Я умею готовить настои и отвары, которые помогают от простых болезней — ломоты в суставах, простуды, подагры. Но если она серьезно больна, то следует обратиться к врачу.

«Если вам угодно знать, — ответил он, — на самом деле ей нужна подруга. Человек, который беспокоится о ее здоровье и готов ей помогать. Я уверен, что вы можете дать ей сахарной воды, и та поможет».

Я неохотно согласилась прийти. В субботу он заехал за мной на коляске, запряженной бойкой серой лошадкой. По дороге он рассказывал, что служил в полку бенгальских уланов и очень любил военную жизнь, но ему пришлось выйти в отставку из-за болезни жены. Он не знал, чем хочет заниматься дальше и где осядет. Мария предпочла бы жить где-нибудь в Бате, но он сам не переносит городскую жизнь и всякую там вежливость. Он — человек действия.

Оказалось, что они живут в большом каменном доме, похожем на мой прежний. Дом стоит посреди обширной лужайки, довольно далеко от ближайшей деревни. Мария Т. лежала на кушетке, завернувшись в плед, хотя день был теплым.

Она была хороша бледной северной красотой — почти белые волосы, кожа прозрачная, как у фарфоровых кукол, которыми я играла в детстве. Она протянула мне слабую руку, оказавшуюся холодной, как лед. Я погрела ее в ладонях.

— В Индии мне было дурно от жары, — сказала она, — а теперь мне все время холодно. Я постоянно дрожу и требую у слуг грелки.

Мы долго разговаривали. Она рассказывала мне об Индии, которую считала жутким жестоким местом. Нищие, покрытые язвами, маленькие дети, искалеченные родителями, чтобы им лучше подавали. Вездесущие мухи. Змеи. Однажды ей показалось, что на стуле лежит черный чулок, она подошла его убрать, а это оказалась кобра.

— Генри там нравилось. В свободное от усмирения туземцев время он играл в поло с другими офицерами или охотился с ними на кабанов.

— Но вы, вероятно, много общались с их женами?