Терпкое вино любви

Отец Мишеля, Жюльен Клемент, в свое время носил распущенные до пояса русые волосы и пел в рок-ансамбле, одном из многих, которые расплодились по всей Франции в пору ошеломительной популярности «Битлз». Впрочем, денег ему это занятие не приносило, да он и не нуждался в них, будучи обеспеченным сыном богатых родителей. С Эдит Ольман они познакомились на улице. Оба носили рваные джинсы, баловались «травкой» и распевали хипповские гимны. Быстро разочаровавшись в свободной любви, они поженились тайком от родителей и отправились в долгое путешествие по миру. С юности они отвергали законы, по которым жила богатая прослойка общества, и воспитали в том же духе сына. Разумеется, их протест не принимал болезненные формы — просто жили так, как им нравится. Они поддержали Мишеля, когда он выбрал для учебы демократичную Парижскую Политехническую школу вместо обычных для юношей его круга престижных Кембриджа или Гарварда. Мальчик волен в своем выборе. Значит, его интересует техника, а кроме того, он не хочет расставаться с Парижем. Это говорит лишь о его хорошем вкусе. Отец Мишеля уже в тридцатилетнем возрасте закончил факультет высшей математики в Сорбонне. Мама три года посещала занятия в одной из частных парижских художественных студий. Ее яркие полотна украшали оба этажа их особнячка.

Больше всего ей нравилось писать размытые натюрморты, составленные, например, из использованных банок из-под пива, смятых целлофановых пакетов или пустых бутылок различной формы.

— Единственное, что ты еще не изобразила на своих картинах, это использованные презервативы, — подшучивал над ней муж, на что она невозмутимо отвечала:

— Не люблю работать на злобу дня… Или ты хочешь, чтобы я влилась в ряды борющихся против СПИДа?

Мишелю с такими «мировыми предками» было легко жить в большой дружбе. Он почти ничего от них не скрывал, особенно от мамы. Худенькая, с такими же, как у Мишеля, темными вьющимися волосами, она выглядела почти как его ровесница.

Сегодня Мишель решил, что пришло время рассказать ей об Ольге. Он уже упоминал в разговоре о своей новой знакомой — русской студентке. И даже показал слайд, где Ольга прижимает к груди букет колокольчиков.

— Удивительное лицо, — сказала тогда мама. — У французских женщин не бывает таких тонких правильных черт. Она была бы похожа на какую-нибудь православную Богоматерь… если бы не этот жгучий взгляд.

Мишель доскакал до замка — готического, темного, с остроконечными башенками и густо зарешеченными арочными окнами. Там он развернулся, и Трубадур понес его обратно к перелеску, за которым начинались поля виноградников, а оттуда было уже совсем близко до их особняка.

Дома он принял душ, переоделся в свежую футболку, натянул шорты и спустился на первый этаж. Мама уже устроилась на кухне, чтобы позавтракать (как принято у французов, они завтракали два раза). Отец после первого завтрака уехал читать лекции, и теперь Мишель мог спокойно, без вечных отцовских шуточек и шпилек, поговорить с мамой. Он любил эти неторопливые разговоры за утренней едой и только сейчас, на каникулах, мог позволить себе такую роскошь — сидеть с утра, развалившись, на кухне и беседовать с мамой. Кухня была просторная и разделенная на две части плотной соломенной циновкой, увешанной всякими художественными изысками: декоративными снопиками из льна, гроздьями лука и чеснока, красиво засохшими плетьми хмеля… В одной части располагалась плита и прилегающие к ней длинные кухонные столы, микроволновая печь, две раковины, два больших холодильника, деревянные шкафы с посудой, а также полки, уставленные разной медной утварью. Все было начищено до блеска. Уборщица, которая приходила в их дом два раза в неделю, была женщиной старательной. Другая часть кухни представляла собой столовую. Вокруг большого овального стола орехового дерева стояли такие же ореховые стулья. С помощью сервировочного столика на колесиках готовые блюда переправлялись в столовую, а иногда и в гостиную. Сегодня мама приготовила японский омлет с зеленым луком и поджарила хрустящие тосты. Кроме того, на стол была подана ветчина, сыр и фрукты. После свежего воздуха Мишель с удовольствием набросился на еду. Мама отправилась за циновку варить кофе. Она делала настоящий восточный кофе, разогревая его в специальном ящике с раскаленным песком. Когда она внесла две дымящиеся китайские чашки с кофе, Мишель уже закончил завтрак.

— Мам, я хотел поговорить с тобой. Понимаешь, у меня возникли некоторые проблемы, — сказал он.

— Ты имеешь в виду теннис?

— Нет, конечно. Теннис меня не волнует, я все равно сделаю этого лысого черта Патрика…

— Значит, ты опять влюбился.

— Почему опять? Я и был влюблен. Как был, так и остался.

— В ту русскую девушку, которая посадила тебя за решетку? — На лице мамы появилось выражение искреннего веселья.

— Можешь, конечно, смеяться, но это так.

— И давно она уехала? Сколько прошло, месяц?

— Больше! Месяц и восемь дней, — с готовностью ответил Мишель.

— Неужели ты считаешь дни? — Мама пригубила кофе и тихонько покачала головой.