— Помню, по молодости я послушничал в Турском монастыре. Был у меня наставник — старый, седой монах, отец Эристарх. Вот как-то я ему высказал примерно то, что и вы сейчас, Виконт. А он взглянул на меня светло, потом поднял голову и кивнул вверх.
— «Посмотри на этот высокий бук», — сказал он. — «Видишь, как много листьев у него? И все они нужны ему… Прислушайся к шороху листьев. Слышишь, как нижние листья упрекают верхние за то, что они мешают им, за то, что весь солнечный свет достаётся верхним, а нижним остаётся довольствоваться рассеянным светом. «Как это несправедливо!» — говорят нижние листья. Но дерево живёт, дерево растёт, и смеётся, слушая речи своих неразумных детей… Так и люди — завидуют, обижаются, сердятся. А всё потому, что, как эти неразумные листья, не видят дерева, которому служат, а видят только себя. Как только они поймут, что отдельный листок не имеет смысла без дерева, они забудут свои обиды, зависть, злобу».
Шут замолчал, задумавшись.
— Тебе надо было остаться в монахах, — пошутил Виконт. — Можешь проповеди читать, не хуже аббата.
— Нет, я к этому не готов! — замотал головой Шут. — Характер у меня непоседливый и озорной. Для монашеского послушания негодный.
Виконт отдыхал в траве, под деревьями, наблюдая, как большой майский жук ползёт по веточке. Он подставил ладонь, и жук заполз ему на руку. Виконт поднял руку, и жук взлетел в небо.
— Вот этот жук, например, тоже для чего-то живёт, — сказал Виконт. — Имеет свои желания, может быть, надежды. Почём мы знаем?.. Я вот подумал, этот мир мог бы прекрасно обойтись без нас, без человека. Те же облака плыли бы по небу, те же жуки ползли по своим делам — ничего бы не изменилось без нас.
— Мир без человека был бы бесчеловечным, мир без жука был бы бесжуковным, — рассудительно заметил Шут, укладываясь на ночлег, и было неясно — шутит он или всерьёз?
Впрочем, через минуту он легко вздохнул и, как младенец, заснул. Вскоре заснул и Виконт. Артур ещё долго сидел у небольшого костра, подбрасывая в него сухие веточки и слушая, как они трещат в огне. Наконец он прилёг у костра, закрыл глаза и уснул под этот мирный треск, тихое пение сверчков и шуршание ёжиков в палой листве.
— По-моему, мы заблудились, — сказал Шут, когда наутро они завтракали у костра. — И, как назло, никого вокруг нет, чтобы спросить дорогу. Ещё день пути, и я не удивлюсь, если мы выйдем к Парижу.
— Хорошо, если к Парижу, — невесело усмехнулся Виконт. — Хуже, если вернёмся к Анжеру.
— Давайте, я заберусь на высокое дерево и посмотрю сверху, — предложил Артур. — Может быть, увижу дорогу или какую-нибудь деревеньку.
Выбрав высокий бук, он с ловкостью обезьянки полез наверх. Вспугнул какую-то птицу, которая, хлопая крыльями, полетела прочь. Наконец залез достаточно высоко, чтобы можно было увидеть окрестность. Повсюду простиралось зелёное море леса с редкими островами полян и проплешин. Далеко-далеко, где кончалось зелёное море, виднелись холмы. На вершине одного из холмов он заметил маленькую, как будто игрушечную, мельницу. Запомнив направление, он полез вниз.
Дождь собирался весь день. Небо хмурилось и угрюмилось, съедая последние лучи Солнца, которые едва пробивались сквозь грозовые облака. Шут смотрел в небо с беспокойством и подгонял путников, призывая ускорить шаг. Артур шёл впереди, стараясь не сбиться с выбранного направления. К вечеру вышли из леса к подножью небольшого холма, на самой вершине которого высилась заброшенная ветряная мельница. И в этот момент грянул гром, небо прочертила первая молния, и потоки воды хлынули на землю, словно Бог открыл заслонку небесного резервуара.
— Скорее туда!
Артур бросился вверх по холму к ветряной мельнице. Её ободранные крылья вертелись как бешеные. Ветер усилился, дождь хлестал путникам прямо в лицо, раздавая всем мокрые пощёчины.
Забежав внутрь мельницы, нашли сухое место, куда не доставал дождь, и стали отжимать промокшую верхнюю одежду.
— Вот это ливень! — по-мальчишески радовался Шут. — Вот это я понимаю — от души! Хорошо хоть успели найти укрытие.
Немного отдохнув, Шут обошёл мельницу, отодрал несколько сухих досок и вскоре на полу уже горел маленький костёр, и путники смогли обогреться и просушиться.