Частые болезни вели к частому посещению больницы. Мне было интересно ходить к врачам, я не возражал против их осмотров. Естественно, я начал играть в больницу: ролеперенимание так характерно для дошкольников. Бабушка сшила мне белый халатик, маску и колпачок с красным крестом. Моя бабушка всю жизнь была портнихой, и это для неё было запросто. Я был оснащён набором «игрушечный доктор» с бутафорским фонендоскопом, градусником, шприцем, ножничками и прочими инструментами. Кроме того, в моём арсенале был и настоящий шприц «Рекорд». Наверное, с дюжиной различных иголок в маленьком стальном стерилизаторе. А ещё лапчатый пинцет. Куча пузырёчков и пара настоящих пробирок в дряхлом штативе, а также манящие разноцветные коробочки из-под лекарств приводили меня в восторг. А что ещё нужно для врачевания? Квартира была превращена в поликлинику, и на всех имеющихся дверях были развешаны таблички, написанные корявым дошкольным почерком со смешными ошибками типа ПИВИВОЧНАЯ вместо прививочная и т. д. И ещё на дверях в обязательном порядке были номера вроде номеров кабинетов. Цифры я вырезал из календарей. Помните, были отрывные календари? Так вот из них. Почему-то цифры были для меня чем-то магическим, притягательным, самым важным, больше даже, чем само врачевание.
В комнатах были кабинеты приёма, и я с деловым видом шнырял из комнаты в комнату в белом халате. В туалете была лаборатория, в ванной – физкабинет, на кухне – прививочная, в кладовке – гардероб, а в коридоре ожидали больные. Для них я даже пытался выпускать санбюллетень с вырезками из журналов «Здоровье». Кстати, я очень любил их рассматривать в то время. Первыми моими пациентами были моя прабабушка и игрушечная собака Тишка, подаренная мне на четырёхлетие. С прабабушкой мы обсуждали статьи из журнала «Здоровье». Я понарошку слушал её и ставил уколы, брал кровь и выписывал направления на анализы, рецепты на лекарства. Бабушка играла со мною на полном серьёзе. И рассказывала случаи из своего анамнеза: как её лечили морфием или как болели её дети, как вместо банок при пневмонии она ставила своему сыну на спину гранёные рюмки. Много чего рассказывала, а я лежал на её коленях, слушал и засыпал, пока она чесала мне спинку.
Тишке досталось больше. На нём я отрабатывал технику инъекций, причём в разные места. Я набирал в шприц воды или мыльного раствора, который имитировал лекарство, и обильно инфильтрировал тряпичную клетчатку моего Тишки.
Наверное, я ввёл в эти ватные внутренности не один литр этих лекарств. Я уговаривал Тишку, когда его матерчатая кожа скрипела под иглой. И в это время я испытывал какой-то непонятный для тогдашнего меня кайф, наслаждение от участия, от причастности к процессу лечения.
Лет в пять мне в руки попал учебник «Анатомия», предназначенный класса для восьмого. Учебник был без корок. И если б не я, он оказался бы в макулатуре. На первой же странице был изображён вскрытый кролик, а рядом человек. Тоже вскрытый. Мне было очень интересно перелистывать эти пожелтевшие страницы. Читать я не умел, но по картинкам составил своё представление о положении органов и их предназначении. Я, например, знал, где расположены лёгкие. О том, что они нужны, чтобы дышать. Что состоят они из альвеол, похожи на губку, а самые большие лёгкие бывают у пловцов и гребцов – в учебнике содержалась соответствующая диаграмма. О том, где сердце и почки, мозг и печень, я тоже знал. Ежели взять мои рисунки того времени, на них изображены органы, иногда даже поражённые патологией. Помню, как я нарисовал «беркулёз» лёгких… ну не выговаривал я тогда полностью слово «туберкулёз».
Анатомические знания подкреплялись во время наблюдений за бабушкой, которая потрошила кур. У нас в деревне всегда куры жили. Бабушка сначала ощипывала их, обнажая желтоватую кожу, а потом доставала внутренности. Перламутр кишок, многочисленные солнышки желтков неснесённых яиц, лепестки печени и бурую селезёнку, бурдюк желудка и приводящий меня в экстаз зоб, заполненный мелкими камешками, будто драгоценностями. Мышцу сердца и доли лёгких. И противно мне от этого зрелища не было. Напротив, меня разбирало любопытство. Однажды я был свидетелем разделки поросёнка и в очередной раз убедился в похожести строения организмов у разных видов.
Строение тела человека я изучал на себе, а также в детском саду во время тихого часа. В основном это касалось противоположного пола. Было очень уж интересно. Это, кстати, вполне нормально для дошколят.
Примерно так я впервые в жизни приобщился к анатомии и смежной с ней медицине. Зерно было посажено.