Terra Mirus. Тебе не кажется

– Мне самому это нужно. Ты делаешь огромное одолжение, забирая часть жизнеогня. У меня есть… загвоздка в использовании магии, и мне все равно приходится его частично сливать, но это очень неприятный процесс. Поэтому твоя особенность для меня сродни невольному подарку, ты хотя бы не причиняешь боли.

– Расскажешь? – спросила Июлия, присаживаясь рядом с Бестией на кровать. Та открыла сонные глазенки, широко зевнула и перебралась к девушке на колени.

– Ну, это долгая история, и для тебя наверняка неинтересная, – уклончиво ответил рыжий.

– А я не тороплюсь, – ответила фея, и сама испугалась собственной наглости. Вот сейчас сокол ехидно усмехнется и скажет какую-нибудь гадость! Например, что, раз она уже у него в спальне и никуда не спешит, стоит заняться не болтовней, а чем-то поприятнее. И уже понимаешь, что это юмор такой казарменный, но шутить на подобные темы сейчас не было настроения.

Но Гелиос только хмыкнул, взял нетронутый кофе со стола и тоже пересел на кровать, сложив ноги под себя. Лохматый, с пузатой чашкой в руках, в смешных вязаных носках, берегущих ноги от холода, он выглядел таким домашним и уютным, что девушка окончательно перестала его бояться.

Сокол протянул руку, почесал мурчащего котенка за ухом и начал рассказ.

– Это случилось чуть больше десяти лет назад, когда повелитель Гаруда привез из вашего мира очередную диковинку, называемую палаткой. Чудесная вещь – легче походных шатров, быстрее разбирается и собирается, занимает меньше места…

– И горит за пару минут, – ахнула Июлия, вспомнив рассказ Индры у костра в ту ночь, когда спасали Витта. – Ты был тем огневиком?

– Знаешь эту историю? – невесело усмехнулся Гелиос. – Да, я. И признаюсь честно, никогда за всю жизнь мне не было так страшно. Я с детства знал, что огонь станет моей боевой стихией, с тех пор, как случайно подпалил сарай в загородном доме отца. И владел магией я, как своими пальцами на руках. Но этот огонь меня не послушался.

Он вздрогнул, погружаясь в воспоминания.

– Я проснулся от страшных криков рядом – парни горели заживо и остановить этот ужас я не мог. Уже потом мне рассказали о химии, из которой делают материал для палаток, и что затушить ее невозможно ничем. Счет шел даже не на минуты – на секунды, и тогда я в отчаянии вызвал свой огонь, которым подавлял ядовитое чужое пламя с его испарениями, пока остальные выбирались наружу. Спали мы впятером, все остались живы, хоть и с ожогами, один страшнее другого. А я вдобавок перегорел внутри от напряжения и потерял сознание, а когда очнулся в лазарете, понял, что ничего не вижу…

Гелиос стиснул кулак, аж костяшки пальцев побелели. Июлия едва сдержала желание обнять его, чтобы разделить тот страшный день на двоих.

«Почему он молчит о таких вещах, выпячивая лишь злой сарказм и самовлюбленность? – думала она. – Ведь ее в нем не так много, как сам хочет показать!»

А рыжий, не догадываясь о терзаниях феи, продолжал говорить.

– У меня блестяще складывалась военная карьера, я в двадцать два года уже смог купить дом неподалеку от дворца повелителя, имел богатство, почет и славу. И любовь женщин, конечно, – Гелиос усмехнулся. – Удивительно, но репутация ослепшего ради спасения товарищей героя только прибавила мне очарования. В итоге мне выделили личные покои в самом дальнем крыле лазарета, так как количество дев, желающих навестить покалеченного воина и утешить его в момент тяжелого недуга, росло с каждым днем. Главная целительница сначала ругалась, а потом плюнула и сказала, что, если уж ее заведение становится филиалом храма Утешений, пусть это будет как можно незаметнее для остальных пациентов.

Июлия не выдержала и хихикнула.

– Я тоже очень быстро просек, что зрение для романтических встреч не особо нужно, – уже привычно осклабился рыжий. – Так и жил себе, надеясь, что меня в скором времени вылечат. Но через месяц после случившегося заявился отец и сообщил, что с нами готовы породниться сразу три знатных рода, живущих в Аквиллариуме, надо только выбрать самую выгодную партию. И увечье мое не пугает ни невест, ни их семьи. Что неудивительно – повелитель выдал мне орден за заслуги, который в моем возрасте никто еще не получал, а еще выплатил такую компенсацию за спасение ребят, что я мог до конца жизни купаться в золоте, как сумасшедший богач. Я сначала не понял, к чему он клонит, начал заверять, что обязательно поправлюсь и вернусь в разведотряд, и жениться мне сейчас вообще не с руки. А отец сочувственно, как маленького, погладил меня по голове и сказал, что целители не дают благоприятных прогнозов, для восстановления глаз может понадобиться вся жизнь. И лучше ее вместо этого потратить на выгодный брак с невестой из приличной семьи, это будет… полезнее для рода Ульвара. И вообще, пора бы мне уже остепениться.

– И жить по закону жанра с некрасивой или сварливой женой, на которую бы здоровый не позарился, несмотря на родовитость, – угрюмо поддакнула Июлия. Злость на неизвестного ей сокола, готового ради выгоды пожертвовать искалеченным сыном, ткнулась в висок холодной иглой.