– Сколько по домам разъехалось, я сейчас не вспомню, надо документы поднимать. За последний год перевелись четверо. А вот скольких забрали, я вам сейчас скажу. С момента появления сиятельных господ в нашем мире по десять человек каждые два года. По традиции, сначала в городские бани везут, там парят и отмывают до скрипа, потому как грязными невозможно войти в оазис, где живут благородные Великие. Говорят, нашим неразумникам там нравится, они письма иногда пишут, такие, что аж завидки берут…
Она помолчала и в сердцах добавила.
– Хоть бы всех уже забрали, а то достали они ныть, почему одним везет, и они живут бок о бок с нашими благодетелями, а другие в приюте скучному распорядку дня подчиняются!
– Спасибо, Аделаида Степановна, – просипела Кира. Видимо, голос от переживаний тоже сел.
Валькирия положила трубку и несколько секунд сидела, уставившись в пустоту перед собой.
– Бред какой-то, не может быть! – вскочила она и нервно зашагала по балкону туда-сюда. Затем резко повернулась к подруге. – Илона, у вас забирали кого-то еще за десять лет?
– Нет, Кир. Но у нас под людей с поражением интеллекта всего двадцать пять мест. Больше взять не можем, профильных сотрудников, способных с ними работать, всего трое – я, Оля и Женька Валентинович, и вакансий для расширения нам не дают. В северном Доме семьдесят специалистов с этой категорией взаимодействуют, потому там и подопечных почти четыреста человек…
– Логично, – кивнула валькирия. – Со всех населенных пунктов насобирали. Великое Солнце, что же за нелюди они проклятые? И как Полиция нравов такое прозевала? И почему я ничего об этом не знаю, и даже ребята мне не говорили на личных встречах?
Она присела на соседний стул и уронила лицо в ладони.
– А кто бы ими интересовался? – тихо сказала Илона. – Они инвалиды, еще и с олигофренией. Их во все времена запирают под замок, чтобы приличным людям глаза не мозолили, собственные семьи с облегчением спихивают заботу о них на государство, а потом практически не навещают. Если и родня не беспокоится, остальным тем более наплевать. А найдется неравнодушный сотрудник, который заподозрит неладное и напишет заявление моралфагам – пойдет потом сам под трибунал, как хулитель новой власти. А ребята молчали потому, что им стыдно: товарищей по приюту забрали к господам Великим, а их – нет, значит, плохие, недостойные. Ты же слышала, едва ли не дерутся за то, чтобы их первыми увезли.
Илона вытерла слезы и долго смотрела на закат, догорающий над темными сопками. От закипающего внутри гнева трясло, каменный балкон словно гудел под ладонями. Земля отзывалась на ее ярость и тихонько напевала звоном в ушах – только позови, только пожелай…
– Кира, я не отдам их этим тварям, – сжала она кулак. – В бани, значит, их повезли? Так я эти бани разберу по кирпичику и на воздух подниму, если надо, но ребят освобожу!
– Тише, тише, не спеши, – валькирия положила ладонь Илоне на плечо. – Пойдем другими путями. Я позвоню туда и узнаю, можно ли прямо сейчас забронировать парилку на десять человек. Скажу, что пьяниц ловим, а как поймаем – надо их срочно на исправительные работы определить, а до этого помыть да побрить, потому и хотим приехать после наступления комендантского часа.
Столб с натянутой веревкой, стоящий в крапиве, накренился и со скрипом рухнул в зеленую поросль. Кира проводила его тяжелым взглядом и отрешенно махнула рукой.
– Конечно, в бане мне откажут, потому что большая парилка у них одна, и сейчас она занята, зато любезно сообщат ближайшее свободное время. Так мы поймем, когда примерно их увезут. Подкараулим машину на выезде из города, я знаю дорогу, по которой они будут добираться. Вряд ли они поедут в огромном кортеже с ищейками, он слишком заметный.
– Так улицы нынче после восьми часов пусты, кто их увидит?
– Кто-нибудь да увидит. Не будут они так рисковать. До этого времени заберем твоего старика. Кстати, почему вдруг он ветеран?
– Потому что участник Главной войны. Ученым был, оружие изобретал, ну и на фронте воевать довелось, – Илона с недоумением уставилась на валькирию. – Ты не знаешь историю мира, в который переехала?
– Как раз очень хорошо знаю. Какой сейчас год?
– Одиннадцатый год светлой эпохи Всеобщего равенства, – заученно оттарабанила Илона.
– А по старому стилю? – спросила валькирия, выразительно подняв брови.
– Эммм… Две тысячи тридцать восьмой.
– А Главная война когда случилась?
Илона помнила эти цифры назубок, их в свое время заучивали и в детском садике, и в школе, а потом в университете. Но сложить одно к одному она почему-то догадалась только сейчас. Кровь жаркой волной прилила к щекам, и она ахнула, зажав рот.
– Вашему ветерану, если он действительно был ученым на момент начала военных действий, сейчас минимум сто тридцать лет, – сказала Кира, подтверждая ее догадку. – Многовато для простого человека, как думаешь?
– Я ничего уже не думаю, у меня разум вытек из ушей, – простонала Илона, держась за балконные перила. – Неужели он тоже… из ваших?