Terra Mirus. Тебе не кажется

«Я спортом каждый день занимаюсь, – хвастался высокий и худой, как щепка, Мишаня. – Хочу сильным стать, буду маму Олю защищать. Она мне не мама, а просто как мама, потому что добрая. Она ругалась на Репьева из соседней комнаты, он же пьяница и шумел по ночам. А он к ней пришел и сказал, что, если она еще раз директору пожалуется, он ее придушит. Мама Оля же не может защититься, у нее ручки и ножки плохо двигаются. Я ему сказал, что так себя вести стыдно и нельзя мальчикам обижать девочек, даже если девочки совсем уже бабушки. А он мне по лбу дал, да так больно! И сказал, что дуракам в дела нормальных людей лезть нечего. Я потом плакал сильно, хотя, говорят, что мужчины не плачут, только мальчишки глупые. А я же взрослый уже, мне двадцать четыре в этом году исполнится. А теперь вот мускулы качаю каждый день. Потому что он точно еще придет маму Олю обижать, он же плохой. И я ему тоже в лоб дам, потому что буду сильный».

«Что вы, Илона Владимировна, тут вообще нормально! – убеждала кучерявая Ниночка. – Тут только ругаются, и то не всегда. А в старом интернате нас няньки били, когда мы писались в постель. Говорили, что мы уже взрослые и надо терпеть до утра. А кто писался – били мокрыми простынями, чтобы следов не оставалось. А тут вообще никто нас не бил, тут все добрые».

От этих историй Илона каждый вечер пила успокоительный бурьян, иначе спокойно спать было невозможно. Но не помогало. Она знала, что поможет – подойти и дать в морду тем, кто обижает «детей» – так называли ее подопечных некоторые сердобольные сотрудники. Но такое поведение в приличном обществе было невозможным, ни в старое время, ни в новое. Оставалось стиснуть зубы и терпеть. Параллельно объясняя ребятам, что не в них проблема, а в людях, которые их обижают. И постоянно напоминать, что не надо слушать чужие бранные слова и, тем более, принимать их на свой счет.

«Кто обзывается, тот сам так называется!» – повторяли ее парни и девчата вместо молитвенных мантр Вселенной каждое утро перед занятиями. Хорошо, камер и систем слежения в кабинете не стояло. Видимо, Великие считали, что следить за людьми с умственной отсталостью нет резона. Заговор против новой власти не устроят, даже критиковать грамотно не смогут. А если и смогут – кто к ним прислушается, к неразумным?

– Вот! – Кузьминична тем временем доковыляла до крайнего блока на две комнаты, в одной из которых жила, но вместо этого свернула в ванную. – Смотри, что они натворили!

И ткнула корявым пальцем на пустую бельевую веревку.

– Эммммм… Веревку натянули? – пыталась пошутить Илона.

– Трусы, Илона! – у бабки снова задрожала нижняя губа. – Трусы у меня украли, три штуки! Я их прополоскала утром, повесила сушиться и пошла на завтрак. Возвращаюсь – нетуууууу! Это дураки твои с утра полы мыли и подгадили за то, что я их уму-разуму учила, бестолковых. Вот так вот вместо «спасибо», даааааааа!

И бабка громко всхлипнула крючковатым носом.

От возмущения и стыда кровь хлынула к щекам Илоны. Первым ее желанием было развернуться и уйти. Старики в своих причудах порой могли переплюнуть даже молодежь с диагнозом. Но нельзя, ведь Служение подразумевает помощь в любой ситуации, если человеку плохо и больно. И не осуждать его нужно, а поддержать, это первый пункт договора, который заключался со всеми пришедшими работать в Дом призрения.

Но искать трусы полоумной бабки, которая наверняка сама их куда-то засунула, а потом забыла, куда?!

«Вот тебе Первый круг, вот тебе статус, льготы к пенсии, повышенная зарплата и четыреста баллов на Испытаниях! – бормотал ехидный внутренний голос. – А вот работа, за которую ты все это получаешь. И как раз задача тебе по плечу. Прямо-таки подвиг, достойный награды!».

Илона вдохнула и медленно, как учила Ксана на занятиях, выдохнула. Спокойно, милая, это просто работа. Бабка хоть и не совсем адекватна, но ей тоже нужна помощь.

– Откуда начнем поиски? – преувеличенно бодрым голосом спросила она.

Кузьминична пожала плечами и сложила руки на груди. Помогать, значит, не будет. «Твои дураки напакостили, ты и разгребай», – читалось в ее глазах.

Илона заглянула под ванну, в мусорное ведро, за батареи, за вешалку в коридоре. Сунула нос в бабкину комнату и обомлела.

На круглой люстре посреди потолка висели не только нежно-льдистые хрустальные сосульки и звездочки, но и огромные панталоны в красную незабудку. На полу под ними растеклась большая лужа.

Евдокия Кузьминична в жизни не смогла бы их туда повесить, она даже не увидела бы их – шейный остеохондроз мешал высоко поднять голову. Зато на луже она бы точно поскользнулась в течение дня и упала.

«Вот хулиганки, – Илона расстроилась так, что впору было заплакать. – Ну зачем они это сделали?»

Вторая пара точно таких же трусов обнаружилась плавающей в сливном бачке унитаза, третья – в холодильнике. Уже заиндевевшая, и потому напоминающая собой композицию «Памятник глупой шутке. В незабудочку».