Terra Mirus. Тебе не кажется

– Знает, – подтвердил Василий Иванович. – Потому что как-то вечером показал он мне синюю таблетку, которая порталом становится, и попросил за остальными приглядеть. Отлучиться, мол, надо, с семьей про Настю переговорить. А вернулся под утро злющий, как собака, и сказал, что его семья теперь – это мы…

Он откашлялся, глотнул чаю, затем снова взглянул на растерянную Ксану и улыбнулся.

– Да ты присядь, девонька, в ногах правды нет. Расскажу я все, что помню. Прадед твой ребятам во взводе поначалу не понравился, слишком суетной был, да вспыльчивый. Но мы махнули рукой, вспомнив, что долго в бою такие не живут, и судьба сама все расставит по местам. А потом он в один раз флаг вражеский добыл, в другой – пулемет с боя взял. Было дело, и машину с боеприпасами вывел из окружения, и технику сберег, и себя. Мужики удивлялись, конечно. Говорили, что он явно цыган, хоть и с нашенской фамилией, а у них с удачей свои отношения. Но реальность оказалась интереснее любой выдумки. Стояли мы как-то недалеко от плавней, кругом вода, как у деда Мазая. А напротив через километр немец окопался, на сухом-то берегу. Витька и решил, что надо попытаться прогнать супостатов, посмотрели мы – их человек пять, решили, что справимся вдвоем. Положить-то их положили, но последний, подлюка, успел выстрелить в бочку с бензином.

Василий Иванович удрученно покачал головой.

– Полыхнуло так, что света белого не видать! Я помню только Витькин удар, он меня сбросил в реку, я пока барахтался и выплывал, минут пять прошло, не меньше. Смотрю – дракон выползает из огня, как есть настоящий дракон! Я и сел назад в воду, рот разинув. А он уткнулся мордой в холодную грязь, да стонет так жалобно. Я за Настей сбегал, подумал, она и медсестричка, и девка не болтливая, хоть и молодая совсем, едва девятнадцать годков в ту зиму стукнуло. Вернулись – а ящер на наших глазах обратно в человека и превратился, и сознание потерял. Я, честно признаться, струхнул. Потому что материалистом всю жизнь был и в сказки не верил. А вот Настюха в деревне выросла, там травами да корешками сызмальства лечились, да бабкиными шепотками. Она меня обозвала крепким словцом и сама кинулась Витьке на подмогу. Сказала в сердцах: «Да пусть хоть Змей Горыныч, он тебе жизнь спас, Василий, как не стыдно?» Осмотрели мы Витьку и удивились – лежит пластом, едва живой, а ожогов на теле нет, ни одного.

– У черных очень чувствительное обоняние, пары бензина могут стать для них смертельными, – тут же объяснил Айрел. – И хвала всем богам, что это в вашем мире произошло, потому что в нашем никто бы его не стал обихаживать. Голова и конечности целы, кровь по телу бегает, плеваться может? Значит, здоров. Ах, без обоняния не получится охотиться? Пусть живет милостью рода, питается объедками. Повелитель Мангус лишь в последние лет пятьдесят стал активно насаждать милосердное отношение к любому представителю драконьего племени, даже калекам и больным. Причем, методами ему пришлось действовать отнюдь не милосердными, по-другому наши сварливые вельможи не понимали.

– Вот мы мужикам во взводе так и сказали, что командир потравился испарениями, а про дракона – ни слова. Настя его таскала на себе каждый день до берега, чтобы дышал, значит, свежим воздухом и отдыхал. Прадед твой, Ксаночка, жилистый да костлявый был, как сморчок, уж прости за сравнение. А прабабка – как Илона наша, кровь с молоком. Руку на себя повесит, плечом подопрет и ведет. Он все говорил с тоской, что калекой стал, и дома его теперь в таком виде не примут. А Настя лишь отмахивалась – не кручиньтесь раньше времени, товарищ командир, приведу я вас в чувство. И ведь не шутила, травы какие-то собирала да запаривала, в таз выливала и ноги ему грела, заставляла над кастрюлей с вареной картошкой дышать. Тогда повезло, мы в деревушке небольшой почти месяц стояли, за порядком в окрестностях заодно посматривали, чтобы мародеры не пакостили. Бабки хворому яйца носили, молоко, понемногу, но все-таки. Он и оклемался. И на Настюху совсем другими глазами взглянул.

– Знаем мы и про этот взгляд, – кивнул Айрел. – Он спустя еще пару месяцев вернулся домой, как раз в ту ночь, после которой и расплевался со своим кланом. Сначала на еженедельном совете звал нас помочь людям, а когда получил отказ – обвинил всех в трусости, сказал, что мы настоящего горя и боли в глаза не видели. Что люди на порядок лучше драконов, и у безусого юнца, прибавившего себе год на призывном пункте, чтобы попасть на фронт, отваги больше, чем у всего огнедышащего племени. И вишенкой на торте добавил, что женится на человеческой девчонке, которая не отвернулась от него даже в момент тяжелой беды. А если почтенному роду Коловидис это не по нраву, то его члены могут всем скопом катиться к демонам в Разлом.

Дракон тихо рассмеялся, затем сделал из новой кружки с чаем большой глоток, чтобы смочить горло.