Terra Mirus. Тебе не кажется

Тетка продолжала громко разглагольствовать, работая на публику из подошедших новеньких, не замечая, как Индра отвернулся лицом к шатру. Илона, стоявшая сбоку, испуганно охнула — у парня потемнели глаза и начал заостряться нос.

— Тихо-тихо, дружок, ты что? — ухватилась она за плечо, обтянутое белой футболкой. — Держи себя в руках, а то здесь и попадемся. Давай-ка отойдем на пару шагов…

Сокол с трудом дал себя увести.

— Я ее сейчас убью, — еле слышно прошептал он. — О каких предках она говорит? О тех, которые потомками моего и вашего народов были, поэтому огонь разжигали движением пальцев и могли не мерзнуть по собственному желанию? А теперь она мучает несчастных детей, пусть даже в теле взрослых, и калечит их, подтягивая до запредельного уровня голодом, холодом и лишениями? Сквозь эту тряпку, из которой скроен шатер, муха пролетит! И посмотрите на конструкцию, опоры высоченные, полог до земли не достает, висит внатяжку на веревках и кольях. Их продует в первую же ночь, а с учетом сна на холодной земле…

— Надо звонить Кире, — также тихо ответила Илона. — Нас Аделаида не послушает, я в ее глазах все еще молодая выскочка, работающая без году неделя, а ты и вовсе сопляк неразумный, по счастливой случайности имеющий право распоряжаться благами, которые она жаждет получить. Подопечных же она и вовсе за людей не считает. Как можно не давать им рукодельничать? Мои девки такие шикарные носки вяжут — не каждый условно нормальный человек справится! Я, например, даже браться не буду. И что мне, из-за глупых предрассудков нужно было отнять у них спицы, чтобы глаза друг другу не повыкалывали? Но в профессиональном сообществе к ней прислушиваются больше, чем ко мне. Она же работает в приютах еще с тех времен, когда они интернатами назывались, почти сорок лет…

— Сколько? — ахнул сокол. — Да я бы ее в темницу стражником работать не пустил, душегубов жалко, она их без соли съест, или тоже голодом и холодом заморит. Как можно было доверить ей самых беззащитных? То-то, я смотрю, дворф ведет себя тише воды, ниже травы, будто пыльным мешком прибитый.

— Кстати, а где он? — Илона заозиралась по сторонам.

— Вот, — Индра ткнул пальцем в юношу, сидящего неподалеку от костра на расстеленном полотенце и медленно разбирающего большой пучок редиски на вершки и корешки. Будто и впрямь готовил дар для сказочных мужика и медведя. — Вид у него, будто всерьез чем-то болен.

Парнишка, на которого указал сокол, действительно выглядел очень плохо. Худой, бледный, как и все остальные, он был невелик ростом, и форменный костюм, теперь массово закупавшийся во многих Домах призрения, висел на нем мешком. Брюки пришлось подкатить, иначе при первом шаге несчастный запутался бы и упал.

Он старательно отделял зеленую ботву от бордовых плодов с белыми носиками, бестолково вертя в руках отдельные листья. Видимо, почувствовав, что Илона на него смотрит, дворф поднял голову. Да, сомнений не оставалось. Характерные складки, пролегшие вдоль щек и рта, черные и густые, хоть и давно немытые волосы, морщины около глаз. Он выглядел резко постаревшим юнцом, хотя, сколько ему лет, не знал на самом деле никто.

Парень моргнул и робко улыбнулся. Илона помахала ему рукой, но дворф тут же опустил голову и снова принялся за редиску.

— А вы чего ушли? — вдруг очнулась Аделаида. — Я им про предков рассказываю, а они ворон считают!..

— А мы внимательно слушаем, — заверила Илона. — Аделаида Степановна, а кто это? Его вроде в прошлый поход не брали…

— Кто? — не сразу сообразила тетка. — Ах, этот? А его и не брали раньше, директор заставил, мол, сидит парень целыми днями в комнате, молчит, надо ему развеяться! Учить работать он меня будет, идиота кусок! На кой ляд таких брать на природу, я не знаю. Ему все равно, где сидеть, только кубиков насыпь или овощей каких, чтобы к технике не лез, он и с места не сдвинется. А не дашь — раскрутит все, что можно, в радиусе пяти метров, будильник ему выдали месяц назад, он его как разобрал, так мастера с дипломом собрать не смогли! Ручонки бы шаловливые поотрывать, да нельзя убогих обижать, грех…

Индра одарил наставницу северного Дома призрения таким взглядом, что Илона поспешила встать между ними, пока старая негодяйка сама не осталась без рук.

— А зовут его как?

— А пес его знает. Попробуйте спросить — увидите.

Дворф растерянно заморгал, увидев перед собой делегацию из троих человек, и на всякий случай сжался, обхватив себя за плечи.

— Привет, мой хороший, — ласково сказала Илона, садясь перед ним на корточки. — Как тебя зовут?

Помятое лицо озарилось робкой радостью.

— Витт, — с трудом произнес он, а затем для верности ткнул себя пальцем в грудь и повторил. — Витт.

— Вот! — с плохо скрываемым презрением произнесла Аделаида. — Виталий, Витька или Витигис какой-нибудь? Непонятно же! Он больше ничего и не говорит, мычит только. Мы его так меж собой и кличем ласково: «дурачочек наш». Попробуйте, может, у вас получится добиться от него хоть слова.

И она ушла к костру.