Terra Mirus. Тебе не кажется

— А я умею! — заверила Илонина воспитанница. — Я все могу! Мы же кино смотрели про рыцарей и про замки, я оттуда помню, что врагов кипятком и смолой со стенок поливали. Смолы, правда, не нашла, зато кипятком Витт поделился. И стрелять умею, и перезаряжать, правда, ненастоящими пульками, но они как настоящие, честное слово! И из лука чуть-чуть могу… могла раньше.

И она пригорюнилась.

Зато рыжий моментально очнулся от дремоты.

— Тебя учили стрелять из лука? Из настоящего, боевого? Кто?

— Не. Из этого, из которого спортсмены стреляют. Илона Владимировна учила.

— А она что, умеет? — поразился Гелиос.

— Не она! А дяденька, которого она приглашала. Он умный, в институте учился долго и историю знает. Илона Владимировна считала, что по книжкам и простым урокам нас нельзя учить, мы же читаем плохо, — Женька заметно смутилась. — Потому и показывала фильмы всякие про древних людей, и дяденьку звала в гости, а он нам кашу гороховую с корицей варил, такую, как рыцари ели, оружие всякое давал пощупать, и стрелять учил. Говорил, надо нас это, как его, погружать! Чтобы мы сами все поняли.

— Погружать в быт людей, которые жили в разные эпохи, — перевела с русского на русский Июлия. — Да, отличный вариант, чтобы хорошо узнать историю! И долго вы так учились?

— Не очень, — Женя помотала головой, отчего челка на лбу встопорщилась. — Нам запретил мужик из этого, из министерства. А Илону Владимировну ругал сильно.

— За что? — поразилась фея.

И Женька растерянно заморгала, а вокруг рта собрались горестные складки.

— За то, что нечего легафрендам в руки острое и стрелятельное давать, мы же дураки и друг другу глаза обязательно выколем, а Илону Владимировну потом в тюрьму посадят. И кормить всякой дрянью нечего, на нее бумажек специальных нет, потравимся еще, а им потом отвечать, — ответила она и жалобно всхлипнула.

— Жень, сам он дурак, — возмутилась Июлия.

— Если дурак, тогда почему он в министерстве, а не у нас в приюте? — резонно заметила Женька. — Я его стукнуть потом хотела, Илона Владимировна не дала, сказала, что меня за такое к психам в больничку упекут, как опасную. И она мне ничем помочь не сможет.

— А хочешь, вместо тебя я его стукну?

Рыжий поднялся с кресла и теперь стоял за спиной Июлии, кутаясь в одеяло. Он улыбался Женьке, словно взрослый брат — младшей сестренке, но Июлия, успевшая узнать его получше, не стала бы обольщаться насчет этой улыбки. Глаза сокола потемнели, а крылья носа аж раздулись от гнева.

— А можно? — восхищенно ахнула Женя.

— Мне все можно, — заявил Гелиос. — А вот обижать беззащитных никому нельзя. Меня ни в какую вашу больничку не упекут, руки коротки. Победим белобрысых с ищейками, и я его стукну, обещаю тебе.

Женька обрадованно кивнула и отправилась дальше — представлять себя рыцарем и совершать обход почти настоящего каменного замка. Когда она скрылась за углом столовой, Июлия подняла глаза на рыжего.

— Ты чему ее учишь? У нас нельзя просто так набить морду, кому хочешь!

— И это плохо, — непререкаемым тоном ответил Гелиос и нахмурился. — Потому у вас и без упырей с прочими чудищами всяких гадов хватает. А получил бы языкастый мужик в торец за свои слова, глядишь, и не обидел бы в следующий раз беззащитных детей, беда которых лишь в том, что тело выросло, а разум — нет.

* * *

Последний ком земли лег в высокий земляной вал вокруг шатра с ранеными, и Илона вытерла пот со лба. Как жаль, что дворфы не предусмотрели всех возможных проблем, и поставили бамбуковую стреляющую изгородь прямо у тропы над речкой! И раненые, количество которых с каждым часом увеличивалось вдвое, остались практически беззащитны против врага. Двенадцать сбившихся с ног девчонок-целительниц, да Ровена с худощавой знахаркой, представившейся Хельгой, плюс десяток совсем юных соколов на охране всего лагеря — какой с них толк? Да, по всей поляне уже лежали трупы ищеек, пытавшихся поживиться хоть и невкусными, зато ненавистными противниками. Но остальных ящеров судьба собратьев ничему не учила, они все лезли и лезли.

Пришлось снова стоять на коленях среди помятых люпинов, гладить руками теплую почву, извиняться за сгубленные цветы и просить помощи. А целительницы лишь стояли, разинув рты, и наблюдали, как сначала съезжаются в кучу больше десятка шатров, окружая лазарет дополнительным бастионом, затем ползет, как живой, кособокий плетень, огибая скученный и уменьшившийся в размерах лагерь.

Через пару минут явился Зигфрид с двумя «глоками» в руках, с мрачной ухмылкой разрядил оба пистолета в настырных рептилий, а затем смущенно признался, что «батя неприличными словами ругается», так как система передачи энергии в конструкции забора нарушена, и теперь придется ее восстанавливать. Но Илона лишь поинтересовалась в ответ, не предлагает ли Гиннар оставить едва живых союзников ищейкам на растерзание. Зиг тут же залился краской и извинился — за себя и за вредного отца.