Терракотовая фреска

– Немного? Это сколько? Я, как крот, живу в темноте, боясь днем появиться на улице, на содержании своего ординарца, который умудряется как-то зарабатывать средства, чтобы меня кормить. Что может быть позорнее для русского офицера?

– Русский офицер должен уметь не только воевать, но и выносить лишения. Душевные, в том числе. А Петруха как верный слуга обязан тебе помогать. Ничего позорного в этом я не вижу.

– Петруха не слуга мне. Он мой ординарец. Точнее, был ординарцем, когда я был офицером. А теперь я никто, для русских – дезертир, для китайцев – чужестранец с подозрительной биографией. Он вправе пойти и сдать меня властям, никаких обязательств у него передо мной не осталось. Однако он и доктор содержат меня, и я ничего не могу с этим поделать. Мне стыдно, Хван, понимаешь?

– Не понимаю, и не пойму. У вас, у русских, свои взгляды на природу вещей. И я никогда не разделял их, хотя с русскими мне приходилось и раньше делить кров.

– Ты жил в России?

– Недолго, да и было это давно… Так о чем же ты хотел поговорить со мной?

Ремизов и сам догадывался о том, что Хван жил в России. Пока старик не торопясь, разливал чай по маленьким глиняным чаркам, Павел Петрович вдруг подумал, а случайно ли он оказался в доме Хвана? Словно молнией его пронзила мысль о том, что пожар мог возникнуть не случайно, а лишь для того, чтобы Ремизов оказался в бегах. Кацебо давно склонял его к побегу… Ремизов вдруг отчетливо понял, что стал пешкой в чьей-то игре.

Но кто задумал эту игру? Кому и, главное, для чего понадобился раздавленный обстоятельствами русский офицер Ремизов. Однако отступать было поздно, и Павел Петрович решил достойно довести до конца начатый разговор.

– В Безеклыке жил мой давний знакомый, профессор Немытевский. Он синолог, много лет, да что там – всю жизнь он занимался изучением Китая. О твоей стране, Хван, он знал очень многое, столько, сколько и тебе неведомо. Совсем недавно он скоропостижно скончался. Можно сказать, у меня на руках. Умер от загадочной болезни. Высох как мумия. Горячо уважаемый тобой доктор Кацебо решил, что это последствие отравления. Возможно, он отравился какими-нибудь газами или веществами, которыми обрабатывались фрески из китайских монастырей. Он даже в Германию ездил, чтобы ознакомиться с тем, что написано на древних фресках, которые немцы вагонами вывозили отсюда.

– Да, немецкие ученые хорошо поработали на раскопках древних святынь. У нас не принято тревожить память усопших, а у европейцев свои взгляды на это…

– Так вот, Хван, мне бы хотелось поговорить с теми из местных китайцев, кто помогал Немытевскому. Где они были, что видели, хотелось бы узнать, где именно профессор работал?

Хван молчал, неторопливо попивая чай, как будто раздумывал, стоит доверять Ремизову или нет.

– Я слышал об этом странном человеке с горящими глазами. И могу найти людей, которые рылись в песках вместе с ним. Только зачем тебе нужны чужие тайны?

– Я всегда увлекался историей, а военным стал по прихоти родителей. Мой дед тоже был историком, а отец отдал меня в кадеты, чтобы не заниматься моим воспитанием. С Немытевским меня связывала дружба, основанная на общих интересах. Перед смертью он просил меня не бросать его дело… Пока я в Китае и поездка на родину для меня очень проблематична, почему бы не довести до конца начатое профессором дело? Вдруг мне повезет больше, чем ему?

– Скажи мне, что искал профессор, и я скажу тебе, сможешь ли ты это здесь найти.

– Он искал терракотовый список Чжана.

Реакция Хвана была неожиданной. От его китайского благодушия на лице не осталось ни следа. Он жестким, почти ледяным взглядом посмотрел в глаза Ремизову и спросил:

– Откуда ты знаешь о списке Чжана?

– От Немытевского разумеется. А почему ты так удивился? О нем знают многие синологи, не только русские, и многие пытались его найти, да и еще будут пытаться.

– Как, однако, европейцы охочи до наших тайн! Сначала выкрали секреты производства пороха и бумаги, потом вывезли коконы шелка, а теперь и до святынь добрались…

– Не хочу обижать китайцев, но согласись, многие свои секреты китайцы просто продавали по очень выгодной цене.

– Не соглашусь, их выведали хитростью. Впрочем, хватит об этом. Скажи, а что ты знаешь о списке Чжана? Только все без утайки расскажи, и я тебе кое о чем расскажу. Так что правда за правду.

Ремизов допил остатки своего чая и принялся рассказывать историю, которую много лет назад поведал ему профессор Немытевский.

Глава восьмая

Санкт-Петербург,

весна 201* года

То, чего так опасалась Наталья Истомина, подтвердилось. Она позвонила Гюнтеру, отругала его за невнимательность в отношении Марины, выслушала порцию оправданий и невзначай попросила выслать фото Штольца. Думала, проскочит, мало ли зачем ей понадобилось фото немецкого гражданина, но она не учла того, что Гюнтер и сам серьезно сомневался в своем партнере по проекту.

Пришлось рассказать ему все, что она знала о Хельмуте Штольце.