Терракотовые фигурки обезьян из Хотана

Однако, отметая китайские, персидские и индийские влияния, мы можем сдвинуть границы бытования интересующего нас мотива не только в пространстве, но и во времени. Известно, что Хотан со II в.н. стал цитаделью махаянического буддизма[3], крайне нетерпимого в то время к иным идеологическим системам. Поэтому мы вправе предположить, что статуэтки обезьян изготовлялись до торжества буддизма, т.е. в I тысячелетии до н.э. Тем самым, мы должны искать возможность связать их с мифами или литературными сюжетами древнейшего местного населения.

Чрезвычайно существенно для нашей проблемы, что народы Центральной Азии в древности имели легенды о предках-животных. Так, тюрки производили себя от волчицы и мальчика[4], уйгуры – от волка и девушки[5], монголы – от волка и пятнистой лани[6], а тибетцы – от самки ракшаса и самки обезьяны[7]. Не здесь ли разгадка?

Прежде чем принимать эту догадку за установленный факт, мы должны констатировать наличие тибетцев к северу от Куэнь-Луня в добуддийский период, т.е. до I-II вв. н.э.

Апполодор сообщает, что в период максимального расцвета Греко-Бактрийского царства в 190-180 гг. до н.э.его границы доходили до серов и фаунов[8], или фринов. Серы – это оседлое население Северного Китая и восточной части бассейна Тарима, поставщики шелка в Европу, а фрины обычно сопоставлялись с хуннами[9]. Ныне это сопоставление оспорено О.Мэнчен-Хелфеном и У.У.Тарном. Первый отмечает лингвистическую возможность отождествления[10], а второй указывает на хронологическую неувязку: хунны захватили оазис в бассейне Тарима лишь в 174 г. до н.э., и поэтому греки не могли соприкоснуться с ними в 180-190 гг.[11] По мнению обоих ученых, греки столкнулись с тибетцами, северную ветвь которых китайцы называли кяны. Тари предполагает, что кян могло быть общим названием для всех племен юго-западного угла бассейна Тарима[12]. Но китайская география позволяет внести в гипотезу такие уточнения, которые полностью проясняют вопрос. В 1800 ли[13] к юго-западу от крепости Янгуань и к югу от Хотана[14] лежало в I-II вв. до н.э. владение Жокян, как показывает самое название – тибетское. Жокяны были кочевники. Подобно им мелкие племена, жившие на склонах Куэньлуньской дуги: сийе, пули, инай и улэй – «подходят (по происхождению к кянам и ди и составляют кочевое владение»[15]. Итак, мы находим в древности тибетские кочевые племена, которые являлись соседями культурного Хотана с юга и с запада.

Нет никаких оснований считать кянов аборигенами предгорий Куэнь-Луня. Наоборот, все говорит против этого. Первоначальным их местопребыванием был Западный Китай от верховьев Желтой реки до джунглей Юннани, где, вероятно, и возникла легенда о предке-обезяне[16]. Совместно с племенами жунов, кяны долгие века выдерживали борьбу с китайцами, которая, наконец, свелась к истребительной войне.

Под давлением, китайского княжества Цинь– кяны вынуждены были отступать на запад. Юго-западная ветвь их достигала среднего течения Брахмапутры, и современные тибетцы – их потомки. Северо-западная ветвь распространялась по северным склонам Нань-Шаня, Алтын-Тага,и Куэнь-Луня до Памира, где эпизодически соприкасалась с бактрийскими греками. Таким образом, естественно, что хотанцы и их соседи изображали тибетцев в обезьяньем обличии, согласно представлениям самих тибетцев об их предках.

В пользу предполагаемого отождествления говорит отмеченная выше “казачья” посадка у обезьян. Это посадка людей, сражающихся пиками, как бились в древности кяны[17], а не стреляющих с коня из лука как хунны и другие степняки. О связи с Тибетом говорит также мотив двугорбого верблюда, применение которого в качестве вьючного животного распространилось из Амдо в историческое время.

Попав в бассейн Тарима, кяны нашли все удобные земли занятыми и поэтому были принуждены ютиться на окраине пустыни, в предгорьях, между утесами и песками. Скудность окружающей природы лишила эту ветвь кянов, возможности интенсивного развития, и они попали в зависимость от своих экономически преуспевающих соседей – обитателей Кашгара, Яркенда, Хотана. Еще в пятом веке существовало самостоятельное тибетское княжество – Сигюйбань[18], а в шестом веке предгорья Куэнь-Луня были поделены между Кашгаром и Хотаном[19]. Народ, потеряв политическую самостоятельность, рассеялся, смешался с победителями и исчез как самостоятельная целостность.

Из скупых сведений китайских хроник мы узнали только имя народа, которое не будит в нас никаких ассоциаций. Но искусство хотанских мастеров сохранило серию типов, которые, несмотря на свои “обезьяньи” черты, являющиеся символом этнической принадлежности, поражают богатством самых разнообразных чувств[20]; мы видим людей грустных, веселых, задумчивых, увлеченных игрой на лютне, подобострастных и т.п. Это люди в зверином облике.