Терракотовые сестры

Но голод взял свое, и липкий рис не застревал в горле, если ты не ела уже почти сутки. А от горячего супа с лапшой приятно согревалось чрево. Еще селяне принесли рыбу в кисло-сладком соусе, жареные побеги чеснока, древесные грибы… Мэй уже даже немного подзабыла, что надо сохранять достоинство, как резная дверца зала Дома собраний распахнулась. В дверной проем неловко упал совсем седой старичок. Дряхлый и беззубый, скрюченный, плохо стоящий на ногах. Он, видимо, запутался в одежде и упал, открыв дверь лбом.

– Мама, – заплакал он и потянулся к маленькой девочке, подливавшей чай гостье. Девчушка вздрогнула и, поставив чайник, метнулась к старику. Тот уцепился за ее одежду и завозился, то ли пытаясь встать, то ли младенческим жестом искал грудь у матери.

Мэй отвела глаза, настолько сцена оказалась чудовищной. Когда же неестественно юная мать с престарелым сыном удалились, гостья уже не могла есть.

– Благодарю за гостеприимство, – только и сказала Мэй.

Встретившая ее утром на площади маленькая девчушка поняла, что пришло время объясниться.

– Фея или героиня, вы появились в деревне хуася, и у нас появилась надежда.

– Ты слишком витиевато выражаешься для своих юных лет, – оборвала ее Мэй, – тебе ведь не пять, на которые ты выглядишь. И надо быть слепым, чтобы не видеть окружающего ужаса. Только старики и дети. Сначала я хотела спросить, где взрослые, но вы ведь и есть взрослые, не так ли?

Девочка вздохнула, но не отвела глаз, и недетская печаль и усталость отражались в них. Такой взгляд Мэй видела у своих соседей – детей из шалашей на краю поля.

– Все дело в фее и нашем мандарине. И в том, что мы, хуася, очень любим детей, – рассказ оказался удивительным. Но, по словам Сяо, вдовы главы села, этой пятилетней на вид малышки, никогда не знаешь, что хорошо, а что плохо.

Два защитника было у деревни: фея Лотос и мандарин Цинь. Каждый выполнял свою работу: одна давала урожай, другой собирал налоги, защищал от внешних врагов и надеялся построить карьеру так, чтоб через несколько лет перебраться из провинции на службу в столицу Поднебесной. Хуася же работали и множились в спокойствии и стабильности. Когда надо, приносили к ближайшему пруду феи рисовые пирожки, когда надо, отсылали продукты чуть дальше к реке, ко дворцу мандарина. Каждое семейство – по заданной мере. А сколько душ в семействе – никого не касается, если подать платится вовремя.

Так или иначе, но мандарин Цинь однажды во время охоты набрел на пруд, где цвели огромные лотосы дивной красоты, у самого берега. Цинь сорвал цветок, и тут же явилась разгневанная фея Лотос.

– Ты мог наслаждаться красотой и покоем моего заповедного сада, – воскликнула она, – сам император Поднебесной не видел таких дивных цветов, но ты решил сорвать цветок, обрекая его на смерть, и тем уменьшить гармонию мира.

– Я всего лишь хотел познать его гармонию и увезти с собой во дворец, чтоб придворный художник сделал его красоту бессмертной, – возразил Цинь.

Здесь бы ему остановиться, показав скромность, достоинство и благородство. Но он решил снискать себе еще и славу умного правителя.

– Прекрасная фея наверняка знает, как и я, что даже самый прекрасный сад нуждается в садовнике. Ибо должна быть умеренность даже в гармонии – слишком много детей не прокормить родителям, а слишком много прекрасных цветов делают красоту обыденной.

Так фея тут же заявила, что серп садовника должен быть умелым, а не жестоким, и самому надо подумать, или даже почувствовать, каково быть цветком, сорванным рукой деревенского ребенка, да еще и не первенца.

Мэй прервала красочный рассказ Сяо. Она сама могла слагать такие легенды с легкостью:

– Понятно, что спорили они много дней, как Инь и Янь, переплетаясь словами и телами; он поражался ее уму и красоте, она – его смелости и силе, но, как положено, разошлись врагами. Вы оказались заложниками их гордыни, а жертвы народа в войне – обычное дело. Только ваш нынешний образ жизни не нормален даже для страшной истории.

– Да, – согласилась «девочка», – спор закончился тем, что господин Цинь усмотрел в словах феи проклятие и повелел, вернувшись, истребить всех вторых и третьих и последующих детей в его владениях, не пожалев даже своих единокровных. А Лотос, узнав о его приказе, превратила всех детей в нашей деревне в стариков, а взрослых – в детей. Чем моложе был ребенок, тем больше прибавилось ему лет.

Сяо горько усмехнулась:

– Я могу понять фею, она попыталась исправить свои ошибки. Мы же оказались последней деревней, до которой дошел приказ мандарина. Мы видели, как приближается войско, знали, зачем идут. Мужчины готовились к битве, нас с детьми отправляя в леса. Но накануне, когда солдатские костры ярко блестели в ночи за бамбуковой рощей, в селение пришла Лотос. Все спали тревожным сном, а фея заглянула в каждый дом, перемешав годы молодых и старых.