И тут она о матери заговорила – тоскует без нее, видятся очень редко – и без перехода, ехидно-вызывающе: “А как мой братик маленький поживает, твой и Арины сынок? Скоро в школу пойдет… Показал бы, чего стесняешься… Ты к нему тоже сторожей приставишь, как к нам?” – этого cтерпеть ВВП не смог, вышел из-за стола и хлопнул дверью. Такой разговор меж ними впервые произошел. На следующее утро дочь улетела.
С этого момента началась череда неприятностей: оборвался трос канатной дороги, никто из тренировавшихся горнолыжников, к счастью, не пострадал, отделались легкими травмами, лишь у троих переломы – и тут же запророчила западная пресса, и преклонская вполголоса вторила: сделано все на живую нитку, это только начало, дальше будет хуже… а затем разверзлись хляби небесные, дождь, больше похожий на тропический ливень, не утихал три дня, снег на склонах основательно стаял, оголив трассы скоростного спуска и слалома, комплекса трамплинов, сноубординга и фристайла, машины по изготовлению искусственного снега заработали на полную мощь, и тут в Черном ущелье начался буран и какой! – все окрест опять забелело и нависла опасность схода образовавшейся лавины; море штормило, вдобавок приборы забили тревогу – повысилась сейсмоактивность – словом, все разом, чего не бывало прежде, словно природа на что-то шибко обиделась и взбунтовалась; вернувшись в столицу, ВВП каждое утро получал подробные сводки погоды, недобрые предчувствия вселились в него не поддающимся лечению вирусом, он чувствовал себя как близкий к провалу разведчик – та же неторопливая речь, те же сдержанные манеры, невозмутимость, а внутри холод и мрак, мрак и холод, и взгляд стал еще более колючим, остро-проникающим, как буравчик.