Терриконы

- Шо, не нравится? Хуяссе, я тебе в сыны гожусь - а тут построить тебя вздумал? Сердишься? Расстроился? Нет, то ты еще не расстроился. Когда у левой "дашки", де слепая зона, пидоры перелезут, зайдут под блиндаж и гранату захуярят - вот тогда ты расстроишься. Потому что это не твой наряд будет, и какой-то другой охуенно уставший будет в этом кресле сидеть, пока тебя, сонечко мое, будет сепарье в спальнике резать. Или Ярика. Или Васю Механа. Или Санчика. Ну, выбирай! Кого ты на свое седло променяешь, а? Думаешь, этот наряд придумали, чтоб тебя до дембеля заебать? Именно. Или вон, - я махнул рукой вправо, - на выезде, там через трассу пройти - раз плюнуть, зайдут тихонько и ОЗМ-ку вхерачат, и разберет та ОЗМ-ка завтра машину с нашими награжденцами на мелкие мокрые запчасти. А знаешь, почему? Потому что тебе со стулки нихера того места не видно. Бо надо встать, пройти пятьдесят метров за опору, залезть на холмик и уже оттуда посмотреть в теплак!

Петрович молчал. Я не мог снизу разглядеть выражения его лица, я специально сидел, чтобы быть ниже него и не нависать, не давить слишком сильно. Ноги затекли, пришлось встать и потоптаться на месте. На трассе напротив нашей позиции, прямо возле знаков "Останавливаться запрещено!", тормознула какая-то темная "девяносто-девятая".

- Ярик, шугани долбоеба, который читать не умеет, - я махнул рукой, и Ярик тут же вскинул автомат и дал очередь над машиной. "Девяносто-девятая" не прореагировала.

- А ну дай автомат, - я протянул руку, но Ярик оступил назад и прижал АК к груди.

- Погодь, я зара ще дам, то, може, він не побачив. Ти луччє не стріляй, бо вб'єш іх нахуй.

- Мне похуй. У меня приказ, и я устал. - Я повернулся к Петровичу и таки навис над ним. - Думаешь, мне нравится с тобой сейчас разговаривать? Думаешь, я про все это, сука, мечтал? Да я бы хер из дома вылез в этот чертов военкомат! У меня даже военника, сука, не было, я бы сейчас в теплой квартире сидел и с малым бы игрался, чем с тобой, дебилом великовозрастным, пиздеть тут за жизнь и за наряды! Но так надо, понимаешь, и если и ты, и я сюда уже попали - так давай, сука, делать всё по-человечески, по-нормальному, а не на похуях! Наряд - значит все, сука, бдят, пьянка - значит все, сука, в говно! А не так вот, на кресле... аааа, бля, шо с тобой говорить, все сказал вже. Десять минут.

Я резко развернулся и ушел. Мне было немного стыдно, что я наорал на хорошего человека Петровича, да еще и в присутствии Ярика, который, как ни странно, отличался особым тщанием в несении этих долбанных нарядов. Мне было неприятно. но я взял вот эти свои "стыдно" и "неприятно", свернул в трубочку, набил ее травой и скурил.

Мудаки, бля. Кресло они поставили. Урррроды...

На подходе к КСП из блиндажа сто-тридцать-первого вывернулся Мастер и пошел рядом.

- Ты чего шляешься по опорнику, а не рожаешь биографии воинов-иждивенцев?

- О бля, шутничок.

- Воу, воу, палегше, ваенный.

- Знаешь, шо Петрович замутил? Возле АГС-а кресло поставил, шоб в наряде удобнее было. Заебись?

- Ему пизда, - тут же сказал Мастер и резко развернулся.

- Та я вже напхав. Если не одумается, поедет в первую роту в обнимку с креслом.

- Охерели воины, - покачал головой Толик. - Пошли его из "дашки" расхерачим?

- Петровича или кресло?Талисмана. Это ж из его "Запора" сиделку выкрутили, он палюбе знал, зачем...

- Идея необычная, но хорошая. - Я начал успокаиваться, и, как всегда после всплеска эмоций, накатила какая-то усталость. - А ты знаешь, почему мы так материмся много, кстати?

- Почему?

- Потому что трахаться хотим. Мне коммандер сказал, он в книжке вумной прочитал.

- Однако. Шарит Вася, не зря его ротным назначили. Вон Ярик, пока в Старогнатовке стояли, свою Маринку из Донского чуть не стер всю, каждый третий день отпрашивался.

- Бачиш, - я остановился и поднял палец. - То, шо Вася в книжке умной читал, Ярик понял интуитивно, на натуре, так сказать. Кстати, треба его отпустить в Донское.

- Та он не хочет. - Мастер распахнул дверь, и на нас неожиданно свалился шмат снега. - Тьфу, бля. Говорит, ездить далеко, а тут целое Новотроицкое под боком.

- Так там погранцы стоят, в интернате, они село окучивают. Каву бушь?

- Ничо, село большое, богатое, на Ярика точно хватит. Давай. И это, как поедешь - свистни, у пацанов газ позаканчивался, треба баллоны позадувать. И еще.

Бесконечный список дел, совершенно мирно-бытовых, заполонял собою то, что на картинках в новостях показывалось маленькими огоньками на карте. "Сьогодні в районі проведення антитеррористичної операції." - эти сводки никогда не включали в себя ни Петровича с его креслом, ни сорокалетнего Мастера, оставившего дома жену и сына, ни Танцора со Стелсом, ни одного из настоящих, реальных нас - простых, обычных, абсолютно не героических. Новости не говорили про странноватое общество минорных людей, бывшее здесь и сейчас, воюющее в меру собственного разумения, выживающего часто вопреки, а не благодаря, молчали про нас - настоящих, неидеальных, часто - дурных, и почти всегда - невероятно уставших.

Возможно, это было и к лучшему.

* * *