– А мы другие, мы созданы для любви.
– Афродиты?
– Венеры, Афродиты, можно и так сказать.
– И много этих воинствующих?
– Где-то семь процентов.
– А таких, как вы?
– Два процента!
– А что ж так скудно?
– Ну, знаете ли, если бы таких было больше, то войны на земле не прекращались бы. Помните историю про Елену Троянскую?
– Ну, тогда вы, в своём роде, избалованная мужским вниманием девица?
– Не без этого.
– Выходит, что вы главное украшение этого мира?
– Не совсем так. Прежде всего – стимул для мужчины. Возможность понять своё предназначение, испытать свои возможности.
– И как вы себя ощущаете в этом статусе?
– Не хуже, чем вы в своём. Много возможностей всегда лучше, чем мало. Но это не значит, что перепробовать надо всё.
– А что это значит?
– Что от этого можно отталкиваться. Как от стартовой площадки. Есть возможности – значит, есть куда расти.
– Смешная вы, Юля. Наивная. И интересная, в своём роде. Я тоже всегда стремился куда-то расти. Особенно в детстве. А вот теперь не понимаю, что со мной. То ли так сильно вырос, что упёрся головой в небо. То ли давно споткнулся – упал и окончательно врос в землю.
– А вы так сильно не расстраивайтесь. Расти можно и туда, и обратно. Главное – не гнить.
– С вами весело. А за вами, за пятыми, там кто-то интересный есть?
– Конечно, там полно эстрогенных женщин, милых, добрых, мягких, иногда злых и неудовлетворённых, но всегда женщин. Все они в некотором роде Геры – самые настоящие женщины. Всегда ожидающие своего мужчину.
– А вы, Юля, ждёте своего мужчину?
– В каком-то смысле жду. Но у меня есть возможность не торопиться.
– И что это за возможность?
– А я, знаете ли, как и вы, избалована повышенным вниманием, только мужским. Поэтому выбирать могу очень долго.
– А не боитесь?
– Чего?
– Остаться без мужчины? А то так будете перебирать, перебирать и…
– И что?
– Ну… У всякой царицы стареет передница. И всё – больше она не царица.
– Передница? Что это? А… вы об этом.
– Извините, если смутил вас.
– Да, ничего. Просто слово какое-то странное. Сами придумали?
– Нет. Народ придумал. Старинная русская поговорка. Но актуальная. Так что сильно не расслабляйтесь.
– Ну да, да. Только без любви ничего серьёзного мне не хочется.
– А вы тоже не умеете любить?
– Я-то как раз наоборот, я из тех, кто и дуб способен полюбить, когда возникает такая потребность.
– Думаете, она не у всех женщин возникает?
– Думаю, не у всех. Я могу вам составить графики динамики и пропорции кортизола, тестостерона и эстрогена. И рассказать, какая реакция возникает на потребность в любви у представителей разных групп и разного пола. Но у вас же нет времени?
– Да, совсем нет времени. Вы действительно верите в то, чем занимаетесь?
– Да, конечно. А как иначе? Помогите мне. Станьте моим проектом. Позвольте мне с вами поработать. Мне от вас больше ничего не надо.
– А сколько вам лет? Только не врите.
– Двадцать четыре. Через несколько дней будет двадцать пять.
На следующий день у меня был запланирован полёт в Мячково. Со времени закрытия нашей авиашколы там появились новые базы авиалюбителей, и мы с приятелями иногда ездили туда для поддержания навыков и тонуса.
Я предложил Юле сопровождать меня, если её устраивала возможность общаться непринуждённо и бессистемно.
Несмотря на то что для неё это была серьёзная работа, я рассматривал общение с ней как развлечение.
Она согласилась.
О чём я думал, когда приглашал её подняться со мной в небо?
Возможно, о том, что цельность мира можно обнаружить в одном, отдельно взятом мирке. Конечно, собственная самонадеянность и беспомощность от этого не становились меньше и даже никуда не исчезали, но, возможно, таким образом могло появиться иное знание о мире. Не худшее и не лучшее, а просто иное.
Я впервые почувствовал, что, может быть, пришло моё время – время стать чужим проектом. Её проектом.
Она знала себе цену, она верила в свою силу. Её сила не зависела от меня, а только рассчитывала опереться на меня, как на надёжную подпорку. А почему бы и нет? Почему нет?
Пусть она перепашет меня всего – вдоль и поперёк, выпотрошит, вывернет наизнанку, до конца, до самого моего основания; расчленит на многочисленные кусочки, выведет нужные ей одной химические составы; перемешает, соединит, сошьёт; может, пришьёт мне новые лёгкие, и я рядом с ней задышу иначе – почему нет? По-че-му-нет? – пусть я стану её Франкенштейном, её территорией.
Может быть, она использует свою теорию как длительную прелюдию для нас двоих, для наших с ней отношений, и я, – нет, мы оба зазвучим друг для друга. Почему бы и нет?
По-че-му-нет?
Самолёту передавались небольшие толчки и вибрация; благодаря гидроусилителю я не чувствовал на ручке управления толчков – а это была хорошая поддержка для нервной системы пилота, – я надеялся, что мы выберемся.
Я сожалел, что обошёлся с ней грубо. А она, наверное, сожалела о том, что оказалась вместе со мной в этом самолёте.