Территория души. Книга 2

— У тебя когда экзамен? — спросила Анна в прихожей, набрасывая на плечи дубленку. В Киеве, как и в Минске, было не жарко, и мысленно она не раз поблагодарила Лену за то, что та уговорила ее купить что-то потеплее. — Послезавтра? У тебя еще есть время выучить даже китайский! — попыталась она пошутить. — Значит, так. Я на работу, затем к маме в больницу. Дождусь результата и, как только приедет твой отец, вернусь сюда. Тебе буду звонить, ты уж как-нибудь готовься к экзамену и собери с няней все его вещи, — открыв дверь, она обернулась и произнесла успокаивающе: — Все будет хорошо. Я это чувствую.

Маша благодарно улыбнулась. Она просто не представляла, что бы делала эти дни без Анны.

Машина Петра уже стояла у подъезда.

— Доброе утро, — поздоровалась она. — Заедем в офис, надо забрать почту, потом на завод и сразу в больницу. В котором часу оперируют Веру?

— Оля не говорила, — ответил водитель, не без труда выруливший с заснеженного двора. — Там у них, как на конвейере: стоят босиком, на кафельном полу и ждут очереди на стол. А столы все заняты, и каталок не хватает, потому что развозят уже оприходованных. Но вы не волнуйтесь, ей Ольга укол сделает и «вырубит» еще в палате, чтоб ничего этого не видела. И в реанимации за ней присмотрит, она и за Галиной приглядывает. Это ж надо, совпадение какое! Но у Веры Ивановны, даст Бог, все будет хорошо, а вот Галина опоздала… Ей еще осенью нужно было оперироваться и облучение делать… Что теперь с мальчонкой-то будет? Никому он не нужен на этом свете, кроме мамки.

Анна закрыла глаза и замерла: проведя ночь рядом с малышом, постоянно трогая его ручки и лобик, ей вдруг показалось, что она и сейчас слышит его хриплое дыхание. Защемило сердце. Одновременно в груди стала нарастать волна протеста.

— Я одного не понимаю, как Николай мог оставить их без помощи?

— Почему без помощи? — не согласился Петр. — Деньги он ей хорошие передает. И на еду, и на одежду хватает. Квартиру купил: маленькая, но своя. А то, что не нужны они ему, так это вы верно заметили… Зол он на них, особенно на Галину. Я уж молчу про тех выродков, что Вере Ивановне фотографии подкинули.

— Так значит, все кругом виноваты, а он чист и невиновен! — неожиданно вскипела Анна. — Какая удобная у мужчин философия! Предположим, она сама его в постель затащила, в чем я сильно сомневаюсь, но он чем думал? Головой? Я видела Галину на фотографии: да она и в подметки Вере не годится! И куда его глаза смотрели7

— А он света белого не видел, — как ни в чем не бывало спокойно ответил Петр.

— Это как?

— Анекдот такой есть. Приводит Марь Ивановна детей в зоопарк: ну там птички, обезьянки. Переходят к вольеру, где животные покрупнее, а там козел с козой в любовь играют. Ну, дети к ней с расспросами: «И что же это они такое делают?». Марь Ивановна растерялась, покраснела и отвечает: «Вот та козочка что внизу, расслабляется. А козлик сверху смотрит, где травка позеленее». Тут Вовочка не выдержал и возмутился: «Марь Ивановна, какая травка? Да он света белого не видит!» Так что тут у нас с вами беспредметный разговор выходит. Я, конечно, со свечкой не стоял, но чтобы понять, отчего мужики такие штуки выкидывают, надо мужиком родиться.

Анна замолчала. Что она могла сказать в ответ? Тема о мужчинах и женщинах как представителях разных планет уже давно набила оскомину. «Сколько же можно искать с ними компромисс? Как хочется иногда простого взаимопонимания…»

…Николай прошел паспортный контроль по дипломатическому коридору и остановился в ожидании Крылова. Бдительные пограничники наотрез отказались пропустить вместе с ним представителя другой иностранной державы, не обладавшего никаким громким политическим статусом.

С раннего утра, начиная с выезда из Хинтерглемма, они почти не разговаривали друг с другом. Каждый был погружен в свои мысли и переживания, которые смешивались, дублировались, наполнялись образами близких и случайных людей. Периодически впадая в дрему, открыв глаза, то один, то другой порой не могли отличить явь от сна и снова погружались в непонятный мир странных сновидений.

Правда, накануне они успели вдоволь наговориться. Нервничая, Николай бесконечно с кем-то связывался по телефону, поднял на ноги знакомых в Киеве, перезванивал Анне, Маше, Петру, всем, кто хоть как-то мог помочь в данной ситуации. Развив бурную деятельность, он словно пытался убежать от угрызений совести, которые копились в нем и которые долгое время прятал за важностью не терпящих отлагательства государственных дел.

В Австрии, за тысячу километров от дома, никаких дел не было, оттого ощущение, что все самое дорогое и важное осталось в Киеве, усиливалось, давило, наваливалось сверху нестерпимой тяжестью. Две женщины, одной из которых уже был объявлен приговор, а другой еще только предстояло его выслушать; маленький мальчик, имевший отца, но не нужный ему; дочь, буквально разрываемая всеми на части. Плюс ко всему Анна, которую угораздило вмешаться во всю эту кутерьму на самом пике ситуации.