Территория нелюбви (СИ)

— Ну… м-можно, наверное… — слышу своё бормотание. — Сейчас диван разложу.

Ну а что?.. Спала же я когда-то со Стеф… Не по своей воле, конечно, — Стефания всегда боялась темноты и часто прибегала ночью ко мне в постель. И хуже того — прижималась! А я мучилась и терпела. Этой малышке невозможно было нагрубить и тем более оттолкнуть. Но Стеф была маленькой испуганной девочкой, а тут… целая мама! Она и обнимала-то меня за всю жизнь раза три, и то — в раннем детстве, а спать рядом…

У меня стресс! Но всё же она не чужая мне…

— Твоя птица что, не приучена к туалету? — брезгливо спрашивает мама, тыча пальцем в Ричи. Тот, пребывая в мрачной задумчивости, только успевает метить пол.

Я со вздохом вытянула из огромной упаковки влажную салфетку и решительно скомандовала:

— Ричи, иди в свою комнату!

***

Отодвинувшись от мамы на полметра и вжавшись в стену, я таращусь в потолок. Сна ни в одном глазу. Обычно перед сном я всегда вспоминаю родной Киев, в котором родилась и прожила почти четырнадцать лет. На свете нет прекраснее города! И каждый вечер я мечтаю о том, как вернусь туда снова… Сегодня с мечтами не заладилось…

— Как вы вообще могли жить в этом сумасшедшем доме? — злобно, но тихо ворчит мама.

Ей, как и мне, не спится и, полагаю, всем соседям тоже.

— Айка, да этот козёл вонючий нам весь балкон разнёс!

«Нам!» — я про себя хмыкаю. Но оскорбление игнорирую, на сей раз я согласна с определением.

— Он просто злится и ревнует, — объясняю вороний бунт, прикидывая, во сколько мне обойдётся треснувшее окно и ремонт балкона.

— А он что, всегда с тобой спит? — мама в шоке.

— Нет, конечно! — я смеюсь. — У него на балконе отличный вольер, но мою комнату он тоже привык считать своей. Мам, потерпи немного… Ты ведь всё равно скоро вернёшься к себе и будешь спать спокойно.

— Айя, я как раз об этом хотела с тобой поговорить…

Моё сердце проваливается куда-то в желудок и там замирает… Я вернусь в Киев?

— Шестнадцатилетний ребёнок не может жить один, — мама заходит издалека.

Я бы могла оспорить это дурацкое заявление, но молчу — мысленно я уже лечу в Украину…

— О, Господи! Час ночи! Кто додумался сверлить в такое время? — мама говорит совершенно не о том.

— Это Ричард, — раздражённо поясняю.

— Работает дрелью? — в мамином голосе священный ужас. — Я с ума сойду!

Ох, с какого ума?.. Мама, что ты лепишь?! Кажется, это в твоих мозгах основательно поработали дрелью!

— Он имитирует звуки, — цежу сквозь зубы. — Соседи ремонт недавно делали, вот и нахватался. Ты, может, уже объяснишь, почему я не могу жить одна, и что ты предлагаешь?

— Айя, а ты знаешь, где бабушкины сбережения? И где, кстати, её завещание?..

Кстати?

***

— Она не имела права так поступать! — беснуется мама.

Хана сегодняшнему сну!

— Почему это? — я исподлобья наблюдаю за мечущейся родительницей.

В нашей крошечной кухоньке особо не разбежишься, поэтому нервная пляска происходит прямо перед моим носом и очень попахивает корридой. Вот эта ночная малиновая сорочка меня жутко выбешивает. Как можно нацепить на себя такое пошлое убожество?

— Почему?! — взвизгивает мама. — Да потому что, кроме тебя, у этой старой эгоистки есть ещё трое внуков! И дочь!

— Но она ведь совсем не знала других внуков, да и ты, вроде, устроена… У Бабани же не было никого, кроме меня и Ричи… Поэтому и дарственную она оформила на меня.

— Да перестань называть её Бабаней! Детский сад какой-то… И больше ни слова об этой поганой вороне! Поняла? — мама угрожающе зависла надо мной.

Зря! Это даже в детстве не работало, а сейчас просто смешно. Но я сижу себе тихо на табуреточке и не смеюсь.

— Да твоя бабка знать не хотела моих детей! Заставляла меня аборт сделать! Спасибо Валику — не позволил, защитил! И хорошо, что с собой увёз. А иначе не было бы наших Сашулек… Ты можешь себе это представить? — мама всхлипнула.

А я очень легко и с удовольствием представила себе отсутствие брата. Но вот моей рыженькой пампушки и умницы Алекс мне бы очень не хватало. И я отрицательно качнула головой.

— И где я устроена, по её мнению? Она, что ли, меня устроила? Да что эта эгоистка знала обо мне? Да, сначала, может, было и неплохо! Знаешь, как Валик меня любил? На руках носил, ноги мне целовал!

Потому что валик! И всегда таким был — увальнем бесхребетным.

4.4