Дважды из-за ближайших холмов вываливались скифы, обрушивались на нас лавой, обливали стрелами. Гоплиты, матерясь, выстраивали каре, поднимали щиты над головами и шли им навстречу. Скифы тут же разворачивали коней и вновь уходили за холмы. А нам приходилось бегом догонять ушедшую вперёд армию.
После очередной пробежки Ксенофонт показал мне кулак. Жест более походил на шутливый, но доля досады в нём присутствовала.
— Зачем он тебе понадобился?
— Кто? — не понял я.
— Вавилон.
— Думаешь, отправься мы в Ионию, было бы не так жарко? Ошибаешься, мой друг, ничего бы не поменялось. Жара, скифы, — я хлопнул себя по щеке, — комары — всего было бы в достатке.
— Я не об этом.
— О чём?
Ксенофонт некоторое время шёл молча.
— Это чужая страна. Что мы здесь позабыли? Весь этот поход — большая ошибка. Кир собрал армию, чтобы расправиться с Тиссаферном, а в итоге стравил нас с царём. Этого ли мы хотели? Надо возвращаться на побережье. Неужели тебе не нравиться, как пахнет море по утрам?
— Мне нравится, как пахнут деньги.
— Деньги не пахнут.
Полагаю, император Веспасиан четыреста пятьдесят лет спустя с ним согласится. Но дело не в этом. Мысль, что Вавилон должен быть взять, никак не хотела покидать голову. Где-то внутри гипоталамуса я понимал, что нахер мне не сдался этот древний городишко со всеми его садами и башнями, но стоило с этим согласиться, череп начинал раскалываться, и от давления глаза вылезали наружу. Дикая боль! Меня как будто подталкивали к определённым действиям, заставляли делать то, чего я не хотел, и стоило отклониться в сторону, как прилетело напоминание: не сметь! — и шлёп по затылку.
Вот я и действую.
— Мы наёмники, Ксенофонт. Нам платят за то, что мы льём кровь и пот. Так какая разница, где мы будем их лить?
Довод, на мой взгляд, железный, однако афинянин соглашаться не торопился. Я сплюнул тягучую слюну: ну и дьявол с тобой!
Сзади крикнули:
— Скифы!
Мать моя женщина, да сколько можно? Что ж они никак не навоюются?
— Разворачиваемся!
Прошло не так много времени, как из пожарных я переквалифицировался в гоплиты, а действия мои уже стали настолько уверенными, как будто с детства я только этим и занимался. Увидел бы меня сейчас майор Данилов. А лучше не так, лучше, чтоб он сам сюда переместился. Ох, бы я его погонял!
Но пока нас самих гоняли скифы. Каждый лох перестроился в каре, и со вздохами и матом двинулся навстречу кавалерии. Сначала я думал, на кой нам это надо? Как сказал один мудрый человек: не бегай за трамваями и скифами, всё равно не догонишь. Однако Ксенофонт объяснил, что если не давить на них, они будут беспрерывно идти за нами и забрасывать стрелами. А люди не железные, держать постоянно щит над головой никаких сил не хватит. Будь у нас стрелки или пращники, или лёгкая конница по типу фракийской, можно было бы отогнать эту назойливую гнусь, а пока приходилось терпеть.
До вечера мы прошли сто тридцать стадий. Если взять за основу птолемеевский стадий в сто восемьдесят пять метров, то в переводе на метрическую систему получалось двадцать пять километров. Со слов тощего мальчишки, подвизавшегося к нам в качестве проводника, от Кунакса до стен Вавилона было триста шестьдесят стадий, чуть меньше семидесяти километров. Мы намеревались преодолеть это расстояние за три перехода, поэтому приходилось торопиться.
На ночёвку остановились возле приземистого глинобитного здания. Мальчишка-проводник назвал его караван-сараем и пояснил, что такие стоят на всех царских дорогах на расстоянии четырёх парасангов друг от друга. Когда мы подошли, уже стемнело. Горели костры, пахло жареным мясом. На обочине валялись шкуры и ослиные головы. Хорошо хоть не человеческие.
На подходе к лагерю стоял Никарх, в правой руке он держал факел.
— Где пропадаете? Два часа вас жду.
— Самый умный? — вскипел я. — Устроился в обозе среди проституток — лафа, да ещё предъявы кидает. Шёл бы сам со скифами бодаться!
Незаметно для себя я перешёл на жаргон дешёвых сериалов о девяностых, но Никарх, как ни странно, меня понял, хотя, скорее всего, оценил напор, а не силу слова.
— Ладно, ладно, — примирительно закивал он. — Идите за мной.
Он взмахнул факелом, огонь встрепенулся бабочкой, отбросив на дорогу длинные тени.
— Нам бы умыться и перекусить чего-нибудь.
— Там перекусите.
Он провёл нас в караван-сарай. Внутри оказалось прохладно и относительно уютно. На стенах висели ковры, под ногами лежали соломенные циновки. В дальнем конце вокруг длинного стола сидели стратеги. Босоногая рабыня расставляла чаши с горячим напитком, пшеничные лепёшки, оливковое масло. Я задержал на ней взгляд. Узкое лицо, широкие глаза, брови в разлёт. Из одежды только шёлковые шаровары и топик в обтяжку, и не понимаешь сразу, чего больше хочется: пшеничных лепёшек или её.