– А что тебе ещё неинтересно? Чего ещё ты замечать не хочешь?! – Прикрикнул и оценил поистине железную выдержку сына. Правда, говорить об этом не стал. Так, лишь сделал пометку в мысленном блокноте.
– Я сделал осознанный выбор, если ты об этом. – Позволяя и себе, и отцу от возгласа остыть, тихо и внушительно проговорил Андрей, перебирая кончиками пальцев ворс старинного шотландского пледа, который Аня привезла из поездки. Потом она шутила, что таким же укрывался сам Шерлок Холмс. Приятные воспоминания придавали уверенности, спокойствия, такого необходимого именно в этот момент. Правда, острый взгляд отца успокоению не способствовал.
– А когда-то… ты громко, заметь, заявлял и бил себя в грудь, уличая её во лжи. Что изменилось?
– Моё отношение. Вот моё отношение к её словам изменилось и стало легче дышать.
– А разве так бывает?
– По-всякому бывает, отец. Но это вовсе не значит, что ты имеешь право в мою жизнь вмешиваться.
– А я не вмешиваюсь. Я беспокоюсь. Правда, с твоей стороны это выглядит практически одинаково. И всё-таки… – Руки скрестил на груди и, большим пальцем верхней из них угловатый подбородок подпирая, исподлобья на сына глянул. – Ведь что-то в тебе изменилось. В тебе, в ваших отношения… Что?
С тщательно скрываемой улыбкой на Андрея глянул и понял, почему тот с места подскочил, чуть только давление было ослаблено. Глядя на то, как он ершиться, улыбался. Глядя на то, как своё оберегает, как из горячего пацана в мужчину всего за год превратился. Пусть почти сорок было, а он всё одно пацан. Обиды свои детские из года в год за собой таскал. Упрёки копил, того не понимая, что нужно уметь прощать. Прощать, понимать. Дело даже не в том, чтобы дать второй шанс… здесь другое. Здесь дело в том, что ты сам из себя представляешь, а в том, кто тебя окружает. Сейчас Андрей действительно был другим. И эти нападки со стороны Крайнова не более чем проверка на вшивость. В Ане и не сомневался. Та умеет ценить то, что судьба вовсе не подарила, а только шанс дала получить желаемое. И тут либо ты тряханёшь её, своё по праву забирая, либо она тебя. Тряханёт, подержит за глотку, а потом в тёмный угол с отработанным материалом выбросит за ненадобностью. С Андреем сложнее. С ним не понятно ничего. До последнего Александр Юрьевич боялся, что его влюблённость по рукам и ногам связала. Чувство, которое имеет свойство испаряться, как и не было. Ехал, думал, увидел их, и мысли тяжёлые не отпустили и только сейчас, встретив этот ревностный взгляд, понял, что ошибается. Что не влюблённость это была. А период взросления. Период, когда уже не о себе думаешь в первую очередь, а о том, кто в твоей защите нуждается. И Андрей именно об Ане думал. Потому сейчас и метался из угла в угол, пусть только мысленно, но метался, пытаясь её выгородить.
– Поумнел. – Наконец, тихо ответил Амелин и на отца обернулся.
Плечи напряжены, расправлены, взгляд серьёзный, тёмный, глубокий, уголки губ стремятся книзу, а ладони… если бы Александр Юрьевич мог видеть его ладони… хотя и так знал, что они в кулаки сжаты. Иначе и быть не может.
– Поумнел? А я уж думал, умён настолько, что дальше некуда. – Проговорил издевательским тоном Крайнов и губы кулаком прикрыл, иронию на них спрятать пытаясь. – А что же делать с теми вопросами, которые так и не задал? Ведь хотел. Сам говорил. Или, дай угадаю, – пакостно ухмыльнулся, – задал, но услышал совсем не то, что хотел, так? И что предъявить знал, но отчего-то не предъявил. Неужто причина в этом?
– Поумнел, отец, поумнел. – Склонив голову, Амелин, на самого себя раздражаясь, нервно ухмыльнулся. На стол присел, костяшками одного кулака в столешницу упираясь, в сторону наклонился. В пустоту смотрел, губами жевал. – А ещё понял одну простую истину. – Вдруг взгляд вскинул. Пылающий, колючий. – Если не задавать тупых вопросов, перестаёшь слышать малоправдоподобные на них ответы и вот тогда, – указательный палец вскинул, обращая внимание, – вот тогда жизнь становится похожа на малину.
– Так просто?
– Знаешь, ведь, что непросто это, отец. Непросто! – Глаза вытаращил, будто на лице Крайнова рассмотреть что-то пытается. Тот понимающе усмехнулся.
– Что? Собственные принципы не такие вкусные, какими казались до того, как пришлось ими давиться?
– Вообще, невкусные. – Согласно кивнув головой, Амелин рассмеялся сквозь зубы. – Ты надолго к нам? – Вдруг нахмурился и губы приоткрыл, ответ в себя впитывая.
– Ты к чему сейчас?
– Я не люблю, когда моя жена нервничает, отец. Забронирую тебе номер. – Телефон в руки взял и номер набрал.
– Неужто повзрослел? – Проговорил Крайнов свои мысли вслух и на Андрей глянул, прицениваясь. – А что, если скажу, что я на твои вопросы ответить могу. Если и не на все, то точно на многие. Что тогда?
Амелин смотрел на отца долго. Слишком долго для такого, казалось бы, простого вопроса.