Террор и демократия в эпоху Сталина

Погребной — новый председатель ЦК Союза, вступивший в должность после ареста Стриевского, сказал на пленуме, что случай с Кагановичем является типичным. Профсоюз завален жалобами людей, которых уволили из-за того, что «их родственники оказались врагами народа или они сами были исключены из партии, были заграницей или знали кого-то заграницей». Профсоюз не имел таких руководителей, которые механически бы всем доверяли, чтобы подписать необходимые бумаги, благодаря которым люди могли вернуться на работу: «…не хотят подписывать, по телефону будут говорить, а писать не будут». Погребной привел ряд примеров, когда людей увольняли по ошибке. Одна женщина, на седьмом месяце беременности, потеряла работу на фабрике из-за того, что ее муж был арестован как «враг народа». «Они выгнали ее с фабрики, — объяснил Погребной, — и исключили из комсомола». Когда Погребной обратился в по данному вопросу в ВЦСПС, Москатов — один из секретарей сказал ему: «Возьмите ее снова на работу и забудьте о необходимых подписях». Вмешался партком фабрики и пригрозил наказать любого, кто будет принимать рабочих на работу без оформления соответствующих документов. Они заявили, что снова принимают на работу «троцкистов». Таким образом, профсоюз поступил наперекор главку и парткому, так как никто из них не хотел нести ответственность за принятие на работу потенциального «врага».^{428}

Еще больше вопрос осложнялся тем, что начальство увольняло людей, которые впоследствии были «разоблачены» или арестованы. Были ли решения по тем людям, которых и позднее все еще считали «врагами», действительными? Например, на машиностроительном заводе «Уралмаш» некто Карпелевич был исключен из райкома партии за шпионаж в начале 1937 года, когда начались «разоблачения». Профком завода быстро последовал его примеру Карпелевич был снят с работы и лишен членства в профсоюзе. Несмотря на это, позже арестованные секретарь райкома партии и директор завода, ставили под сомнение правильность его увольнения. Карпелевич подал заявление в ЦК профсоюза с просьбой пересмотреть решение профкома завода. ЦК подтвердил решение нижестоящей организации, и тогда Карпелевич обратился в секретариат ВЦСПС. Погребной сказал: «Сейчас ситуация становится совершенно непоследовательной». Секретариат подтвердил решение профсоюзной организации, но в то же время предложил восстановить Карпелевича в качестве члена профсоюза, что было крайне противоречивым решением. Погребной пожаловался: «Человека исключили за шпионаж, за участие в диверсионной деятельности. Прошло девять месяцев, и вдруг он становится честным. Понятно, что доказательство его вины было абсурдным». Шверник прервал Погребного и прекратил дальнейшее обсуждение этого дела вопросом: «Он на свободе?» Шверник понимал, что арбитрами последней инстанции для определения виновности или невиновности человека являются органы НКВД. Если бы Карпелевич сидел в тюрьме, у ВЦСПС были бы серьезные проблемы. Секретариату пришлось бы ответить за рекомендацию по восстановлению врага. Погребной пожал плечами: «Его восстановили на работе, он ходит на свободе». Опасения Шверника рассеялись. Но правила игры все равно были не ясны.^{429}

Кроме того, ВЦСПС утратил свой авторитет среди профсоюзов. Руководители профсоюзов не следовали рекомендациям ВЦСПС и отказывались восстанавливать людей. Воронина, предложившая менее года назад на пленуме ВЦСПС активно защищать права рабочих, теперь возглавляла Бюро жалоб при ВЦСПС. Занимаясь сотнями дел по восстановлению, она утверждала, что профсоюзы потеряли ориентацию под давлением террора. Выборы и аресты способствовали обновлению кадров большинства ЦК Союзов. Воронина заметила: «Со многими мы не знакомы». Когда Бюро жалоб отдало распоряжение профсоюзным руководителям восстановить людей на работе, они не послушались. Например, профсоюз печатников ответил Ворониной: «Вы к нам не лезьте. У нас такой ЦК Союза, что к нам нельзя. Мы разоблачаем, мы очищаемся». ЦК Союза рабочих военно-металлической промышленности ответил также, предупредив ее не вмешиваться в дела военной организации «Еще тяжелее дело обстоит в авиационной промышленности, — сказала она, — страшные вещи произошли там. Они нам сказали: «Вы, наверное, политически не разбираетесь в этом деле. Просим не вмешиваться в это дело»». Шверник спросил: «А вы вмешались?» Воронина ответила, что Бюро пыталось, но в ЦК Союза рабочих авиационной промышленности ей сообщили: «Мы сами восстановим людей». Воронина была в ярости. Она сослалась на слова Сталина: «О чем это говорит? Это говорит о том, что люди невнимательно относятся к живому человеку».^{430}