Террор и демократия в эпоху Сталина

Местные партийные организации вели заведомо скупые записи. Члены партии часто теряли или неправильно заполняли партбилеты, не учитывали в билетах уплаченные взносы. Например, в период с июня по октябрь 1935 года партком металлургического завода «Серп и молот» исключил из партии двадцать человек за различные проступки, в том числе непосещение собраний, несоответствие документов, предоставление неверных биографических сведений, критику государства и партии. Старый литейщик Ильин, имевший двадцатилетний трудовой стаж и десятилетний партийный, был исключен из партии за выражение недовольства государственными займами. Члены партии соглашались с тем, что кампания по займам на заводе «Серп и молот» создавала «очень напряженную обстановку» среди рабочих, которым едва хватало средств на основные расходы. Кто-то подслушал, как жаловался Ильин: «Они снова нас обкрадывают, они у нас все отбирают».^{162} Хотя партком тщательно проверял своих членов, было немного разговоров о «замаскировавшихся врагах», о предателях или оппозиционерах. Эта чистка, по крайней мере, на начальном этапе мало чем отличалась от тех, которые партия проводила в прошлом.

Партком крупного резинового завода «Красный Богатырь» ответил на растущую политическую напряженность в Кремле стандартным заявлением поднять политическую грамотность. При этом партком предусмотрительно устранился от ответственности. Действуя в соответствии с рекомендациями январского письма изучать историю партии, один из членов парткома заявил, что среди начальников, бригадиров и других ведущих членов партии на заводе «бдительность отсутствует», потому что они являются «политически неграмотными». Пообещав исправить свои недостатки, они сосредоточились на производстве. Мало кто был сведущим в тонкостях прошлых политических дебатов, и еще меньшее число людей заботилось о том, чтобы пересмотреть предметы разногласий. Невежество являлось идеальным оправданием невмешательства в то, что было явно грязным и неприятным делом. «Мы сообщали в вышестоящие инстанции о чуждых нам людях, и никаких мер не предпринималось», — заявил один из членов партии, пожимая плечами. Все признавали, что на заводе были факты вредительства: «Можно отметить завал тряпок, покупку болванок и т. д. Даже дирекция знает об этом, и никаких мер не принимает». Но казалось, никто этим особенно обеспокоен не был. «Все коммунисты должны повысить свой уровень…», — поддакивали они. Во время проводимого парткомом собрания в память о годовщине со дня убийства Кирова, произносились шаблонные речи: «Нет с нами С. М. Кирова, но мужество его осталось». «Убийство т. Кирова говорит о том, что классовая борьба еще продолжается». Еще раз все согласились тем, что на заводе имеются вредители. Когда партком вывесил портреты руководителей страны в механическом цеху, кто-то выколол на портретах глаза и изрисовал лица. Но никто не мог опознать вредителей, и, что более важно, никто этим не был особенно встревожен.^{163} В то время казалось достаточным риторически подтвердить факт вредительства, чтобы не допускать распространения слухов.

Данные статистики позволяют частично объяснить царившую на заводах самоуспокоенность. В 1935 году члены местные партийные организации в некоторой степени все еще удерживались от нападок на бывших оппозиционеров. С июля 1935 года, когда началась кампания по проверке партийных документов, по декабрь 1935 года партия исключила из своих рядов 9,1% (177 тыс.) из 1 млн. 945 тыс. 55 членов партии. Большинство было исключено по типичным причинам: моральное разложение, хищение, сокрытие классовой принадлежности и несоответствие данных в документах. Только небольшая часть людей, 2,8% (4 тыс. 956), была исключена из партии за принадлежность к троцкистско-зиновьевской оппозиции. Из общего количества исключенных около 8,6%, т.е. 15 тыс. 218 человек были арестованы, что составляло менее 1% от общего количества членов партии. Невозможно знать о судьбах всех исключенных, но даже если каждый исключенный за участие в оппозиции человек был впоследствии арестован, эти люди составляли всего лишь одну треть от общего числа арестованных. Можно предположить, что оставшиеся две трети членов партии были арестованы и обвинены не в политических преступлениях, а в хищениях.^{164},[19] Парткомы не проявляли озабоченности по поводу «троцкистско-зиновьевских террористических группировок», поэтому исключения из партии были не частыми, что в свою очередь, обеспечивало некоторую гарантию от последующих арестов по политическим мотивам. В свою очередь из-за незначительности числа арестов «срывание масок» с заслуживающих доверия товарищей по работе не мешало парткомам выполнять их ежедневные обязанности. В итоге в течение 1935 года индифферентность парткомов служила отличным буфером против усиливающихся махинаций в «верхах».

Расширение круга подозреваемых