Пленум начал свою работу вскоре после кемеровского и январского процессов. Г. К. (Серго) Орджоникидзе, нарком тяжелой промышленности, планировавший произнести программную речь о вредительстве, 18 февраля покончил жизнь самоубийством. Из-за этого события открытие пленума было отложено на несколько дней.{278}
Осенью 1936 года Орджоникидзе выступил против политизации проблем, существовавших в промышленности. Он заявил, что необоснованные утверждения о вредительстве, оправдывавшие наличие организационных и технических проблем, могут только ослабить производство. К тому же, после завершения судебных процессов он оставался верным здравому смыслу в условиях охватывающей страну истерии. Пятого февраля Орджоникидзе послал технического эксперта, профессора Н. И. Гельперина в Кемерово изучить, как наладить производство после волны арестов. Формулировка его распоряжений свидетельствовала о большей заинтересованности в решении технических вопросов, нежели политических. Он сказал Гельперину: «Вы сами, наверное, тоже находитесь под впечатлением недавно прошедшего процесса. Так вот, помните, что у малодушных или недостаточно добросовестных людей может появиться желание все валить на вредительство, чтобы, так сказать, утопить во вредительском процессе свои собственные ошибки». Он предупредил профессора: «Было бы в корне неправильно допустить это. Мы не получили бы точной картины того, что было и, следовательно, не знали бы, что и как надо исправлять. Вы подойдите к этому делу как техник. Постарайтесь отличить сознательное вредительство от непроизвольной ошибки». Короче говоря, Орджоникидзе попросил Гельперина не обращать внимания на необоснованные утверждения о вредительстве и сосредоточиться на технических вопросах. Гельперин вернулся в Москву 17 февраля и вечером того же дня представил отчет. Орджоникидзе задал ему много технических вопросов об азотном заводе в Кемерово, а также о настроениях инженерного и руководящего состава. Казалось, он был особенно обеспокоен падением морального уровня рабочих, которые вместо работы были заняты голословными заявлениями. Он попросил Гельперина представить письменный отчет в течение двух дней, но у профессора не оказалось такой возможности. Орджоникидзе вернулся домой после полуночи и обнаружил, что сотрудники НКВД провели обыск в его квартире. На следующий день после бурного разговора со Сталиным он остался дома. Ближе к вечеру Орджоникидзе застрелился. Гельперин смог увидеть его только в открытом гробу, стоя в почетном карауле.{279} О самоубийстве было известно только в узком кругу партийных руководителей. Делегатам съезда и народу смерть Орджоникидзе была представлена как результат сердечного приступа. После прошедших судебных процессов и арестов руководителей, Орджоникидзе в своей речи на пленуме должен был обрисовать текущую ситуацию в промышленности. Вместо него выступил Молотов.[36] Извинившись перед делегатами за незнание предмета, он начал свою речь с цитирования признаний обвиняемых на январском процессе. Еще раз делегаты услышали внушающее ужас подробное перечисление несчастных случаев на шахтах, на железной дороге и химических заводах. «Буржуазные специалисты занимались вредительством с 1917 года, — пояснил Молотов, — но вредители прикрывались партбилетами». Под руководством Пятакова они умышленно заставляли неквалифицированных рабочих работать со сложным оборудованием, вызывая этим постоянные сбои в работе и создавая «полный хаос» на медеплавильных заводах, в цветной металлургии, в строительстве и других отраслях. Они были ответственны за невыплату зарплат, плохие жилищные условия, несчастные случаи на производстве, пожары и отравления. «Я говорил здесь о том, что факты вредительства мы теперь знаем хорошо в отношении тяжелой промышленности, — сказал Молотов. — Это не значит, что вредительских актов мы не имеем в отношении других отраслей промышленности». Давая зеленый свет новым арестам, он заявил, что факты вредительства имеются и в легкой промышленности: «Только мы еще до этого дела не добрались по-настоящему».{280} Подробно излагая суть кемеровского и январского судебных процессов, Молотов подчеркивал, что основными жертвами заговоров были рабочие: стремясь настроить рабочих против советской власти, вредители намеренно создавали суровые условия для работы и жизни. В промышленном городе недалеко от Москвы вредители спланировали слив канализации и промышленных отходов в реку неподалеку от рабочего поселка. Рабочие, использовавшие речную воду для питья, приготовления пищи и стирки, неоднократно страдали от эпидемий дизентерии и брюшного тифа. Не понимая, что это вредители пытались их отравить, они обвиняли партию и правительство в загрязнении реки. Молотов четко заявил, что трудности на производстве, проблемы в обеспечении жильем, дефицит продовольствия были, вероятнее всего, результатом вредительской деятельности. Его речь, опубликованная по частям в газетах, обеспечила рабочих новой риторикой касательно их давних обидах, а также оказалась быстродействующим средством исправления их бедственного положения.