Террор любовью

Мы обе страдали от наших мам. Они считали, что их любовь к своим детям дает им право на любой террор. Террор любовью. А мы сидели в заложниках.

Они тормозили и уродовали нашу взрослую жизнь, и никуда не денешься.

Мое преимущество перед Нонной было в том, что мама приезжала на время. Когда она уезжала через месяц, я плакала. Не знаю почему. Мне было жаль ее и себя.

А мой муж облегченно вздыхал и расправлял плечи, как будто скинул тигра со спины.

* * *

Царенков жил с Лободой, но с Нонной не разводился. Чего-то выжидал.

Лобода набирала обороты. Ее карьера раскручивалась. Ее статус начал превышать статус Царенкова. Он всего лишь тренер, а она – чемпион. От Царенкова Лобода никак не зависела. Это было ему непривычно. И неприятно. Он привык быть хозяином положения.

Зима была затяжной, в апреле шел снег. Казалось, что весна не наступит никогда. Но вдруг небо очистилось, выкатилось солнце. Стало жарко. Как будто у весны кончилось терпение и она выгнала зиму каленой метлой.

Царенков поехал в Киев набирать новый курс. Приходилось прослушивать по тридцать человек в день. Он уставал. Все казались ему на одно лицо. Украинские парни – сентиментальные, как девушки, а потому глуповатые. А девушки с таким хохлацким акцентом, который все убивал.

Гостиница – душная. Блочные стены не дышали. Пыльные окна наглухо закрыты. А если открыть – грохот.

Царенков позвонил в Москву. Подошла тетя Тося. Он положил трубку. Вышел из номера, поднялся на этаж выше. Буфет работал.

Царенков съел свиные сардельки и выпил чашку кофе, сваренного в большой кастрюле. Кофе пахло сардельками.

Он снова спустился в номер и лег спать. Болело горло, но он знал, что это сердце.

Царенков заснул, и ему приснилось море – теплое и мелкое. Должно быть, Азовское – понял Царенков и пошел вперед, коленями раздвигая воду.

Навстречу ему шла Нонна в ночной рубашке.

– У тебя что, купальника нет? – удивился Царенков.

– У меня нет актерского таланта, – ответила Нонна и протянула к нему руки. – Я умею только любить тебя, а больше я ничего не умею.

– А больше ничего и не надо, – сказал Царенков. И вдруг провалился. Вода накрыла его с головой. Царенков задвигал руками и ногами, хотел всплыть. Не получалось. Вода его душила.

Сердце тяжело сдвинулось с места и полетело куда-то.

Царенков полетел за своим сердцем. И умер.

Вскрытие показало, что у Царенкова не было инфаркта. Просто сердечный спазм. Если бы он выпил обыкновенное сосудорасширяющее, остался бы жив. И жил бы еще долго – любил и заблуждался. И учил. Это был широкообразованный, просвещенный человек. Настоящий мастер. Таких сейчас не делают. «Незаменимых людей нет». Кто это сказал? Кажется, Сталин. Он ошибался. Никого и никем нельзя заменить. Каждый человек уникален. А тем более Царенков, по прозвищу Царь.

После смерти Царенкова Нонна осознала, что больше в ее жизни не будет ничего. И никого.

Тетя Тося оказалась частично права в оценке Царенкова, но эта ее правда никому не нужна. Нонна любила своего мужа первой и нерассуждающей любовью. Правда – это он, его лицо, голос, его сияние. Вот и вся правда – любовь.

Тетя Тося притихла. Ходила пришибленная. То ли сказывалось лекарство, которое приносил Глеб, то ли мучило чувство вины.

Однажды она позвонила мне среди ночи.

– Как ты думаешь, Лева умер из-за меня?

– При чем тут вы? – не поняла я.

– Я его проклинала. Бог услышал.

– Ему больше делать нечего, как слушать ваши глупости…

– Да? – В голосе тети Тоси прорезалась надежда.

Может, действительно она ни при чем. Будет Всевышний, занятый своими планетарными делами, прислушиваться к одной-единственной старой дуре…

* * *

Прошло двадцать лет. Наши мамы постарели. Наши дети выросли. Мы остались примерно такими же, просто раньше мы были в начале своей молодости, а теперь в конце.

Моя сестра Ленка вышла замуж второй раз. За своего непосредственного начальника. Номенклатурного работника. Она его подкараулила, выследила и скакнула. На какое-то время сонное выражение сошло с ее лица. Глаза превратились в энергетический сгусток, как у рыси на охоте.

Начальник не сопротивлялся. Оформил брак. И они зажили – ровно и умиротворенно. И сонное выражение вернулось на Ленкино лицо. Она как будто копила силы для следующего рывка.