Террор после 1917. Супертеррор. Сопротивление.

До революции в России было 360000 священнослужителей, 4 духовных академии, 58 семинарий, 1250 монастырей. К концу 1919 г. осталось в живых 40000 священников и функционировало ещё некоторое количество монастырей — то есть, ленинцам-фашистам было ещё над чем «работать» и с кем бороться за монопольную власть над умами россиян. И эта борьба, как утверждал А. Солженицын и свидетельствовал академик Д.С. Лихачев, продолжалась все 20-е годы. Издевательства Центрожида над православной церковью имели удивительно изобретательные формы. Одну из них описал в своих воспоминаниях академик Д.С. Лихачёв («Воспоминания», 1999 г.), который был свидетелем следующего: «Действия правительства в отношении церкви были у всех на виду: церкви закрывались и осквернялись, богослужения прерывались подъезжавшими к церквам грузовиками с игравшими на них духовыми оркестрами или самодеятельными хорами комсомольцев, певшими на удалый цыганский мотив «популярную» песню, сочиненную едва ли не Демьяном Бедным, с припевом:

Гони, гони монахов,

Гони, гони попов,

Бей спекулянтов,

Дави кулаков.

Комсомольцы вваливались в церкви группами в шапках, громко говорили, смеялись. Не буду перечислять того, что тогда делалось в духовной жизни народа».

С. Булгаков в своей книге «Расизм и еврейство» писал: «Как религия, иудаизм и теперь естественно сознает себя в противопоставлении христианству. Однако не им определяется то, что можно назвать религиозным сознанием еврейства, насколько вообще можно о нём говорить. Но здесь оно выражается или отрицательно, или же, как воинствующее безбожие, не останавливающееся перед прямыми гонениями на религию, фактически на христианство. Таковым оно явило себя на несчастной Родине нашей. Здесь это гонение превзошло по свирепости и размерам все предыдущие, которые только знает история». При этом С. Булгаков, вероятно, имея в виду таких умеренных как С.М. Дубнов, пытался немного обелить еврейское сообщество: «Духовное лицо еврейства в русском большевизме отнюдь не являет собой лика Израиля. Это есть в самом Израиле состояние ужасающего духовного кризиса, сопровождаемое к тому же озверением».

В результате этих зверств Советской власти — Центрожида до 1924 года было расстреляно 28 высших православных священников — архиереев, 1219 священников, 12 тысяч мирян, прислуживающих в церквах.

Весной 1922 года завершалась работа по подготовке конституции СССР, Ленин в этой работе принимал самое активное участие и в рабочем режиме высказывал свое мнение, и в мае 1922 года наркому Юстиции Курскому, работавшему над Конституцией, советовал сохранить свои любимые террористические принципы управления для покоренного народа: «Тов. Курский! По-моему, надо расширить применение расстрела. Формулировать надо как можно шире» — чтобы легче было подвести под расстрел (Ленин, т. 45, с. 189-190).

В этом же месяце Ленин обратил внимание, что в России ещё немного осталось «старой» русской интеллигенции, и хотя с виду её представители были ещё молоды — Бердяев, Сорокин, Булгаков и др., но, по мнению Ленина, они были уже испорченными — неперевоспитуемыми.

Этот «социал-демократ» в письме наркому юстиции Курскому от 17 мая 1922 года писал:

«Суд должен не устранить террор, а обосновать и узаконить его официальным, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире. С коммунистическим приветом, Ленин». В таких случаях, как этот, меня не забавляет, а коробит эта бодренькая веселость Ленина, как у современного Эдварда Радзинского.

Через сто лет, в 2007 году идеолог коммунистов С. Кара-Мурза, «забывший» все эти тысячи кровавых преступлений своих кумиров в книге «Матрица «Россия»» на лету своей фантазии легко открывает новый закон человечества на примере «богочеловека» Ленина-Бланка:

«Даже странно, что это оказалось возможно, обычно ум и совесть действуют попеременно, чтобы не мешать друг другу. Ленин любил трудящихся как класс, и это не такая уж редкость (это какое-то издевательство над читателем. — Р.К.). Но он, взрослея, полюбил и трудящегося человека как личность, без сентиментальности. Это трудно, тут надо быть святым».

Тут даже слов не хватает, не то — от изумления, не то — от возмущения, это даже назвать враньём — будет очень недостаточно. Это уже за всякими рамками любого здравого смысла. Может, я чего не знаю? — Может, это к 1924 году Ленин в инвалидной коляске на отдыхе, наконец-то, повзрослел, озарился и наконец-то полюбил свое орудие разрушения и захвата власти, перестал быть кровавым садистом-фашистом и стал святым. Надо на всякий случай посмотреть, в каком состоянии сам этот С. Кара-Мурза со своим «законом переменного ума и переменной совести» или — «законом отключения совести».